Грезы Афродиты
Шрифт:
— Желаниям гостей. — Он протянул вперед руку, приглашая ее пройти к пьедесталу. — Его жизнь в обмен на твою сексуальную покорность. Решай.
Тело Эмили не слушалось, ей хотелось провалиться сквозь этот чертов пол. Исчезнуть. В голове царила пустота. Мысли словно испарились, как и понимание, зачем она тут, зачем она сюда пришла. Сейчас она не могла думать ни о чем — ни о нимфах, ни о Мэй с Нино, ни о Софи, ни о сраном повышении, ни о чем, кроме предстоящего насилия над ее телом и страха. Страха за то, что не справится, убежит или потеряет сознание и тем самым обречет Билла
— Идешь? — продолжал держать руку в направлении пьедестала Майкл.
Эмили еще раз окинула помутневшим взглядом гостей в жутких костюмах, понимая, что потенциально каждый… любой из них может оказаться тем, кому нельзя отказать. Тем, кто вконец перечеркнет все ее достоинство и честь. Ее жизненное кредо, что было обольстительно убаюкано наставлениями Жюстин и Лукреции, раздавлено предательством Эрика, поругано поступком Билла и надломлено необъяснимым желанием члена Феликса. Ее жизненное кредо…
«Я не смогу… Просто не смогу… Но как потом жить? Как? Зная, что я и только я буду виновата в его смерти… В смерти того, кого… я, видимо, по-настоящему люблю…» — обреченно подумала Эмили и вложила дрожащую ладонь в руку Майкла.
Секунда, снова эта секунда, что раскалывает мир на до и после, что превращает миг в сраную вечность. Мгновение, когда все твое прошлое и вся твоя жизнь перестает существовать и заменяется только будущим, которое не наступило, которое, может быть, не наступит, но теперь оно и только оно и есть вся твоя жизнь.
Каблук Эмили плавно опустился на ковровую дорожку, а затем еще и еще. Перед глазами стояло лишь кровавое пятно статуи и место, что рисовало в сознании образы сатанинских плясок перед ее беззащитным и обнаженным телом. Силуэты жутких теней в голове мысленно превращались в мерзкие и грязные терзания ее плоти. Они повторялись по кругу и, даже не начавшись, уже ощущались бесконечным циклом из девяти кругов ада. Надежда Эмили умерла…
Хуан, уставившись в свой планшет, молчаливо сидел у двери в комнате с клеткой, а свет от монитора напротив Билла разрушал весь его человеческий облик и тысячами иголок бил прямо в глаза, заполнял сознание разъедающей душу жертвой ради его спасения. Он безнадежно тряс прутья ржавой клетки и, скрипя зубами, утопал в отчаянии. «Я убью тебя! Видит Бог, я убью тебя, Майкл! Из-под земли достану и, клянусь, грохну!» — закипал животной яростью Билл, видя, как Эмили покорно идет к пьедесталу.
Громкий стук каблуков в бешеном ритме эхом рикошетил от каменных стен коридора и улетал куда-то в его глубь. Жюстин резко открыла дверь и вошла в комнату.
— Идем, — оборвала она.
— А он? — озадаченно посмотрел на француженку начальник охраны.
— А что он? — Жюстин подошла к клетке с Биллом и посмотрела на потерявшего человеческий вид мужчину. — Пусть сидит, любуется оргией с подружкой.
— Ненавижу суку, ненавижу! — Билл озверевшими глазами посмотрел на Жюстин.
— Все равно не убежит, а вот нам надо успеть к началу! — Жюстин резко обернулась и, выронив ключ от клетки, подошла к Хуану. — Так что вперед! — Она игриво похлопала его по заднице и подтолкнула
Билл посмотрел на закрытую Жюстин дверь, а потом на выпавший ключ. Он искренне не верил своим глазам и своему шансу. Шансу вытащить Эмили из этого ада. В этот раз по-настоящему спасти. Билл прекрасно понимал, что после насилия Майкл ее не отпустит, ни за что не отпустит и неизвестно, что с ней сделает. «Эмили, держись, держись, пожалуйста», — как мантру, повторял Билл в попытках дотянуться до ключа.
Пальцы Билла, как ни старались, не могли ухватить такой заветный сейчас кусочек металла. Ярко-красный огонек на камере в углу, словно болея за него, сменился на зеленый и, будто расстроившись от неудачных попыток, вновь стал красным…
Инфернальные, содрогавшиеся от каждого дуновения огни свечей у пьедестала окрашивали белое свадебное платье Эмили в багряный цвет. Журналистка испуганно стояла рядом с Майклом и, опустив голову в ожидании приговора, впивалась ногтями в ладони.
— Дорогие друзья, гости и просто семья, — торжественно начал Майкл, слыша, как зал тут же умолк. — Все вы знаете, что сегодня за день! День, который уже не просто традиция, а сама душа нашего клуба! День, когда мы с вами не просто выбираем новую Афродиту, это день, когда мы ее создаем. Создаем, чтобы она, прошедшая через нас, нашу плоть, воцарилась и взошла на трон! Стала неприкосновенной и дразнила нас своей недоступностью весь год!
Зал сразу наполнился овациями и криками «Афродита»!
— Тише, друзья мои, тише, — продолжал Майкл. — Этот год, как вы уже поняли, у нас особенный! Претендентка одна!
— Как же, одна, — прошептала своей подруге раздраженная полученным неделю назад запретом к участию дама в костюме кролика.
— Так поприветствуем ее! — Майкл развел руки в стороны и, закрыв глаза, насладился ликованием толпы. — Посмотрите. Невинное, застенчивое, чистейшее создание. И она не просто готова отказаться от этого, она уже отказалась… И ждет! Надевайте же мантии, участники! И да начнется торжество!
Ликование толпы сменялось то свистом, то вновь переходило в овации. Эмили постепенно окружили фигуры в черных капюшонах и положили на платформу. Сердце ее буквально выпрыгивало из груди, а его стук затмевал рев жаждущей зрелища толпы. Из глаз журналистки катились холодные от боли и обиды слезы, а тело, потерявшее контроль, лишь ощущало, как с него рывками стягивается ненавистное всей душой платье…
Осторожное открытие двери в комнату и робкий взгляд вошедшей нимфы заставили сердце Билла чуть ли не остановиться.
— Ты… ты кто? — сунув руку обратно в клетку, сбивчиво спросил Билл.
— М-мэй, — сжимая в руках бутылку воды, произнесла филиппинка.
— Мэй, прошу, пожалуйста, мне нужен ключ. — Билл жалобно посмотрел на филиппинку. — Прошу, умоляю тебя. — Он покосился на монитор с лежавшей на пьедестале Эмили и фигурами в черных мантиях вокруг, что пытались сорвать с нее платье. — Я должен их остановить!
Мэй метнула взгляд на монитор и, заметив над клеткой красный огонек камеры, встала напротив нее, а затем толкнула ключ ногой в сторону Билла.