Гриада (ил. Л.Смехова)
Шрифт:
Истекал второй час. “Урания” развила за эти сто двадцать минут скорость с девяноста тысяч до ста шестидесяти тысяч километров в секунду. “Кажется, проскочили”, - с облегчением сказал я себе, когда турбулентные вихри, сквозь которые призрачно проступало лохматое светило, стали медленно сползать с экрана.
Едва мы отдышались после этой бешеной гонки, как Самойлов снова заговорил о Сверхновой:
– Я изложил только одну из теорий процессов, вызывающих гигантскую космическую катастрофу - вспышку Сверхновой. Более обоснованной является теория…
– Пётр Михалыч!
–
– Пощадите… голова пухнет от этих теорий… - я же не астрофизик.
Учёный усмехнулся и снисходительно произнёс:
– Ну, хорошо… Закончим беседу о сверхновых звёздах в другой раз.
…Описывая сложную кривую, “Урания” с малой скоростью огибала океан бурлящей раскалённой материи, детище Сверхновой звезды. Меня мучило то обстоятельство, что, идя в обход Сверхновой, мы затратим годы и годы, так как нельзя развить скорость, большую пяти тысяч километров в секунду. Интересно, сколько же времени протекло на Земле? Универсальным часам после их странного поведения при суперсветовой скорости я не доверял.
Когда мы сели перекусить, академик сказал:
– А эта Сверхновая - очень старая знакомая учёных: первую её вспышку они наблюдали на Земле ещё в 1604 году…
– Скажите, - перебил я Самойлова, - сколько лет мы уже в пути по земному времени?…
– Не знаю, - был ответ.
– И, признаться, это меня не беспокоит. Земля безусловно вертится, а человечество за истекший огромный срок наверняка достигло высочайшего уровня развития цивилизации… И мы по-прежнему молоды.
– И скитаемся по Вселенной, без родных, без близкого человека, одержимые лишь манией познания, - закончил я.
– Ах, вот ты о чём!
– Пётр Михайлович загадочно посмотрел на меня.
– Я очень жалею, что у меня нет на Земле близкого человека. Ведь открыт секрет анабиоза. Это очень удобно для таких межзвёздных бродяг, как ты. Отлучаясь в столь далёкую командировку, можно оставлять близкого человека в анабиозной ванне нестареющим в течение тысяч лет…
Образ Лиды вдруг ясно возник в моём сознании.
– …а вы, мой юный друг, забыли об этой великолепной возможности новой науки, - продолжал Самойлов.
– Другим пришлось взять на себя трудную задачу устройства Лиды в Пантеон Бессмертия. Если ты вернёшься на Землю через миллион веков, всё равно её возраст не будет сильно отличаться от твоего… Да оставь свои медвежьи благодарности!
Но я не слушал академика и пустился, пританцовывая, по салону.
Самойлов с весёлым любопытством следил за мной.
– Дорогой мой Пётр Михайлович!… Вы вернули меня к новой жизни!…
Он поморщился:
– Избегайте говорить напыщенно. От этого предостерегал наших предков ещё Тургенев…
– Тургенев?… При чём тут Тургенев?!
– закричал я.
– Да вы понимаете: Лида жива!!! Жива и ждёт меня!… Это вы понимаете?!
И снова пустился в пляс.
– Странное существо - любящий человек… - задумчиво сказал академик, наблюдая за мной.
Я просидел потом несколько часов (на Земле я сказал бы: “Весь остаток дня”) перед портретом Лиды. “Мы вернёмся, - думал я.
– Конечно, вернёмся. И пусть на целой планете не останется больше ни одного знакомого лица, пусть нас окружает совершенно незнакомая эпоха…”
Астролёт шёл к созвездию Змееносца. Путь предстоял долгий, и мы решили погрузиться в анабиозные ванны. Прежде чем это сделать, пришлось выполнить бездну работ: в сотый раз мы кропотливо проверяли и уточняли программу для робота-пилота, с помощью электронной машины определяли новый маршрут полёта. Дважды за время нашего “сна” скорость должна была автоматически падать до сорока километров в секунду, чтобы астролёт мог безопасно описать ряд кривых па значительном удалении от Сверхновой и по прямой устремиться к ядру Галактики. Наконец мы были почти у цели: как показывали карты, от жёлтой звезды
Самойлова нас отделяли всего лишь сотни миллиардов километров.
Планета ИКС
Мне казалось, что это обычный сон. Встану сейчас, открою окно, и в комнату ворвётся прохладный утренний ветерок. Потом я вспомнил, что окна не открыть - его вовсе нет, понял, что меня разбудило реле времени, а значит, протекли годы и годы с момента погружения в анабиоз. Мне не хотелось вставать, и я потягивался, жмурился и тёр глаза, пока Самойлов не пришёл за мной. Он был весел и возбуждён.
– Мой юный друг, я пришёл к тебе с приветом, рассказать, что солнца встали!
– Какие ещё солнца?
– сердито буркнул я.
– Резонный вопрос. Никогда люди, живущие на земле, не задали бы этого вопроса, так как им всегда светит только одно солнце. А нам светят - посмотри сколько!
Я быстро выскочил в рубку. Никакого солнца на экране, конечно, не было. Зато почтя рядом - рукой подать - ослепительно сиял центр Галактики. Словно частая светящаяся сеть была наброшена на небесную сферу: так густо усеивали её яркие крупные звёзды.
– Выбирайте, какую вам, - тоном официанта предложил академик.
– А где наша жёлтая?
– Прямо по курсу. И всего в полумесяце пути. Можно накрывать праздничный стол.
Наша жёлто-белая звёздочка светилась ярче остальных и уже показывала маленький диск. Очевидно, в мощный телескоп можно было разглядеть её поверхность.
…- А где-то теперь наше Солнце?…
– Даже не ищите. Где-то на заброшенной окраине Галактики. А мы уже в центре её, в столице, так сказать. Что нам за дело до каких-то окраинных обитателей…
– Просто не верится, что на вашей планете Икс нас ждут разумные существа, - вслух рассуждал я.
– Интересно, намного ли они опередили нас в развитии? Легко ли даётся им познание окружающего мира? Общим ли для всех разумных существ является путь развития науки?
– Вряд ли, - сказал учёный.
– Наш путь развития науки - не самый лучший. Для нас, землян, процесс познания - долгий и трудный. Такими уж создала нас природа. Но я уверен, что могут быть разумные существа, которые обладают такими тонкими чувствами и таким сильным разумом, что чудеса и законы природы постигаются ими невольно и почти сразу.