Гриада (ил. Л.Смехова)
Шрифт:
Это значит, что пора включать гравитонный “прожектор”.
Самойлов, пристально следивший за стрелкой акцелерографа, взялся было за рубильник электронного привода гравитонного двигателя. Я вежливо, но твёрдо отвёл его руку.
– Минутку, - сказал я, стараясь не смотреть в колючие, недоумевающие глаза Самойлова.
– Я, кажется, штурман… Астролёт поручено вести как будто мне… И кем же? Начальником экспедиции Самойловым… то есть вами. Пётр Михалыч!…
Он пробурчал что-то невнятное и смешно надулся. Я осторожно потянул рубильник на себя, и стрелка акцелерографа резко шатнулась вправо. Меня тотчас вдавило в кресло… Перехватило дыхание, мертвенный холодок разлился по лицу. Кровь отлила к затылку, губы мгновенно пересохли.
– Девяносто метров в секунду
– Слишком резко набираешь ускорение!
– крикнул Самойлов, страдальчески морщась: вероятно, ему приходилось тяжелее, чем мне. Всё-таки я привык к перегрузкам, а Самойлов, насколько мне было известно, участвовал всего лишь в двух-трёх экспедициях на заурановые планеты **.
– Видишь теперь, к чему приводит бахвальство? “Поручено мне, поручено мне!” - передразнил он.
– Это тебе не фотонная ракета *… Ещё немного, и внезапный скачок ускорения раздавил бы тебя.
– Раздавил бы нас, - поправил я его.
– И только по твоей вине!
– вскипел Самойлов.
– Увы!… - Я сокрушённо покачал головой.
– Этого юридического обстоятельства никто бы не узнал.
Я ожидал нового взрыва нравоучений, но академик внезапно остыл и кротко сказал:
– Думаю, что для Лиды это было бы плохим утешением…
Я вздрогнул от неожиданности. Он не забыл о Лиде?… Почему он принимает такое участие в её судьбе?,
Но, точно предчувствуя мой вопрос, Пётр Михайлович только загадочно усмехнулся к стал настраивать инверсионный проектор, на продолговатом экране которого возник лунный шар, окутанный пыльным мерцающим облаком. Через некоторое время нас нащупал Памирский радиоцентр Земли. Молодой оператор радиоцентра восторженно передавал по мировой радиосети: “В Северном полушарии Луны происходят грандиозные явления: бушуют пыльные смерчи невиданной силы! Деформировался весь горный хребет Апеннин! Часть лунных цирков разрушена! Из подлунного города нам сообщают, что вся планета содрогается; ощущение такое, как будто вот-вот Луна расколется. Из Пулковской обсерватории только что передали: “Зарегистрировано заметное смещение Луны с орбиты. На Земле разразилась магнитная буря необычайной силы!… К счастью, жертв и разрушений не было”.
– Мы не сумели точно рассчитать последствия взлёта “Урании”, - тихо заметил Самойлов, прослушав передачу Па мирского радиоцентра.
– Развязаны силы невероятного могущества… Старты следующих гравитонных кораблей необходимо производить подальше от системы Земля-Луна, во всяком случае, не ближе, чем со спутников Сатурна.
Взрыв Сверхновой
…Третий год мы блуждали в центральной зоне Галактики, разыскивая таинственную планетную систему. Самойлов почти не спал, осунулся и побледнел. Хмуря клочковатые жёсткие брови, он без конца вычислял всё новые и новые варианты маршрута, не давая “отдыха” электронной машине. Но все было безрезультатно: на экранах сияли, словно смеясь над нами, незнакомые звёзды, сплетаясь в дикие узоры никогда не виданных созвездий.
– Мы израсходовали восемьдесят процентов топлива, - упавшим голосом доложил я академику.
Пётр Михайлович ничего не ответил. Найдём ли мы планетную систему жёлтой звезды типа Солнца в юго-восточной части Змееносца? Или, быть может, ошибочны расчёты академика?!…
Три года мы окружены этим сверкающим калейдоскопом цветных солнц, которые густо усыпали небесную сферу. Как хочется снова увидеть ласковый земной небосвод! Именно небосвод, а не этот чёрный, точно сажа, полый шар, в центре которого мы как будто находимся.
Я откидываюсь в кресле, закрываю глаза. Даже не верится, что я на “Урании”. Как свалилось на меня такое счастье? И счастье ли это?… Приходят воспоминания…
Я мчусь в вечемобиле ** по автостраде Космоцентр-Москва.
Прямая, как стрела, электромагнитная автострада, электронное управление автомобилем и полная бесшумность движения создавали
Вечемобиль проносится мимо сверкающих корпусов Арзамасского титанового комбината, над которым высоко в небе пламенеют слова: “Труженики титановой металлургии Евразии! Выплавим в 2260 году восемьсот миллионов тонн металла!” Титан… На память пришли сухие строки из “Истории металлургии ХХI века”: “В начале XXI века титан окончательно вытеснил железо, так верно послужившее человечеству долгие тысячелетия. По сравнению с железом титан обладает исключительной стойкостью к действию кислорода и влаги воздуха, прекрасно противостоит кислотам, щелочам, солям, превосходя в этом отношении даже благородные металлы - золото, серебро, платину. Конструкции и машины из титана живут столетия, тогда как железные и стальные изделия - не более сорока лет. Титан - обычный материал промышленности, газовых турбин, космических ракет. С помощью нейтронного облучения титану придаются самые разнообразные ценные свойства”.
Через шесть часов я подъезжал к столице Восточного полушария, сохранившей старое название “Москва” - название, с которым связано гак много воспоминаний у всех народов земного шара.
Слово “Москва” всегда пробуждает в моей душе щемящее чувство: мне хочется перенестись в прошлое, в героический XX век, когда решался вопрос: быть или не быть светлому будущему, прекрасному миру, в котором живу я и мои братья-современники. Как мы благодарны людям XX века, которые принесли неисчислимые жертвы, пролили реки крови, чтобы рассеять страшную чёрную тучу фашизма, нависшую над миром в те времена!
И, сколько бы раз я ни подъезжал к столице Восточного полушария, меня всегда охватывали чувства сына, встречающего ласковый взгляд любящей матери, её светлую улыбку и нежное прикосновение заботливых рук.
Могучий пульс огромного города ощущался уже за десятки километров от ею центра. Тихий гул этого биения жизни волнами вливался в моё сердце, переполненное ощущением радости бытия. Вероятно, слово “Москва” для угнетённых народов XX века звучало, как песня о золотом веке человечества, озаряющая мрачную ночь империализма и колониализма.
Центр города угадывался легко: там возвышалось гигантское здание Всемирного научно-технического совета. Верхняя часть здания на высоте двух километров заканчивалась двухсотметровыми статуями Маркса, Энгельса, Ленина и Труженика Освобождённого Мира. Ночью статуи освещались изнутри и были видны за сотни километров. Сколько раз, возвращаясь из межзвёздных экспедиций, я ещё издали приветствовал великих предвестников нового мира. Трасса орбитальной ракеты, на которой я долгое время летал, проходила севернее Москвы на высоте ста километров. И первое, что возникало на фоне погружённой в ночь Земли при приближении к космодрому, была источающая потоки света фигура Владимира Ильича Ленина, вдохновенно устремлённая в будущее. ЛЕНИН! Провозвестник и строитель нового мира, слившийся в нашем сознании с величественным образом революционного прибоя миллионных масс: так изобразил его гениальный художник в огромной картине на стене Пантеона Бессмертия. ЛЕНИН! Самый удивительный человек той переходной эпохи, отец всех тружеников Земли, каким он и был в сознании людей XX века, его современников, величайших счастливцев человеческой истории. И каждый раз сердце наполнялось гордостью: Ленин, деяния которого принадлежат всем будущим временам, - мой земляк!