Грибуль
Шрифт:
В эту минуту я проходила по ручью в виде голубой стрекозы, — это превращение я принуждена принимать в тех местах, где боюсь встретиться с царем шмелей. Я поняла, что отец твой далеко не добрый человек, а потому не будет тебя любить. Этого несчастья я не могла отстранить, но мое постоянное побуждение делать добро везде, где я прохожу, навело меня на мысль принять тебя в число моих крестников и одарить тебя добротою и кротостью, в моих глазах это был лучший подарок, какой я могла тебе сделать.
Я поцеловала тебя, слегка дотронулась жезлом и продолжала путь, тогда у меня было поручение к царице волшебниц, и первой моей заботой было, когда я пришла к ней, попросить позволения сделать тебя счастливым. На это она тотчас же согласилась, но вскоре пришел царь шмелей, он сердился на нее и на меня,
Ты должен знать, что по нашим законам каждому племени высших духов, как добрых, так и злых, населяющий мир волшебниц и гениев, назначается жилищем большая или меньшая часть земли, но это право дается на несколько лет или веков, по истечении которых мы меняем место нашего жительства, чтобы известная часть земли не осталась вечно злой и несчастной. От этого происходит, что цветущие народы впадают в варварство, а варварские начинают процветать, смотря по тому, доброе или злое влияние царствует в ней.
Царица волшебниц справедлива, насколько это возможно, она имеет дело со множеством злых духов, с которыми добрые духи с основания мира принуждены вести постоянную войну; но в главной книге волшебств сказано, что злые духи и дети тьмы исправятся, и что царица не должна ни истреблять их, ни лишать средств к исправлению. А потому она обязана слушать их обещание, иногда верить их раскаянию и позволять им начинать новые опыты. Но иногда они употребляют во зло ее доброту и терпение, тогда она наказывает их, заставляя жить годами, а иногда и по нескольку сот лет в виде каких-нибудь растений или зверей. Мы все можем превращаться, когда захотим, но если превращение было наказанием, то мы уже не можем изменить наложенный на нас вид до тех пор, пока царица сама не снимет наказания.
— Я совершенно уверен, что вы никогда не подвергались такому наказанию, — сказал Грибуль.
— Правда, — отвечала скромно царица лугов, — но возвратимся к твоей истории, для большей ясности прежде всего скажу тебе, что царь шмелей, царствовавший прежде на твоей родине около четырехсот лет, очень дурно поступал с жителями и страшно опустошил ее, за что и подвергся такому постыдному наказанию. Он сделался простым шмелем, настоящим грубым животным, осужденным ползать, опустошать и жужжать по старому дубу в лесу, который он сам посадил.
— Как, — спросил Грибуль, — разве гений может существовать в таком ничтожном виде и жить целые века жизнью животного?
— Это случается сплошь и рядом, — отвечала волшебница. — Они ничем не отличаются от обыкновенных животных, исключая чувство собственного ничтожества, стыда и печального бессмертия. Когда ты явился на свет, царь шмелей был в этом превращении уже триста восемьдесят восемь лет. Тебе триста восемьдесят восемь лет кажутся очень долгим сроком, но для бессмертных существ это ничего не значит, и наказание было еще не очень жестоко.
— Каким же образом царь шмелей, превратись в простого глупого шмеля, мог находиться во дворце царицы волшебниц, когда вы пришли просить позволения сделать меня счастливым? — спросил Грибуль, отличавшийся всегда быстрым соображением.
— Дело вот в чем, — отвечала царица лугов, — каждые сто лет (это все равно, что каждый час в вашей жизни) царица волшебниц собирает совет и позволяет всем подчиненным, даже осужденным на земле на самые постыдные превращения, являться в суд просить какой-нибудь милости, дать отчет в каком-нибудь поручении или раскаяться. Но дурные гении горды, они редко чистосердечно покоряются. Царь шмелей приходил для того, чтобы показать свое презрение к царице. Он доказывал это явно, даже напомнил царице, что она сама сказала, что на четвертом столетии наказание с него снимется, и что с этой минуты он снова получит власть над своей родиной. “Следовательно, — говорил он, — Грибуль принадлежит мне, а потому царица лугов (я опускаю все обидные слова, которые он мне наговорил) не имеет никакого права отнять его у меня для того, чтобы одарить и научить его, как ей вздумается”.
Царица волшебниц, подумав несколько минут, произнесла следующий приговор: “Царица лугов, дочь моя, одарила этого человеческого ребенка кротостью
Этими словами царица окончила заседание, я воротилась на мой остров, а царь шмелей к своему старому дубу, где ровно через двенадцать лет ты, увлеченный добротою своего сердца, сказал роковые слова: “Поди и будь счастлив”.
Злое насекомое, укусившее тебя, в ту же минуту снова сделалось царем шмелей и стало называться господином Шмелем, царица запретила ему браться за оружие, а потому он не мог насильно ни овладеть старым царем, ни сделаться могущественным.
Но ты сам видел, Грибуль, какие средства употребил этот злой гений. Он прилетел и подкупил своим богатством жителей твоей родины. Сам же увеличил свое имущество, женившись на княжне пчел, которую вернее можно назвать княжной собирателей сокровищ. Он очень многих обогатил, и государство, по-видимому, было в цветущем состоянии, но, не преследуя бедных, он так повел свои дела, что им оставалось умирать с голоду, потому что сумел сделать богачей себялюбивыми и жестокими. Бедные от постоянных раздражений и страданий становились с каждым днем невежественнее и злее, наконец дошли до того, что в этом несчастном царстве все стали ненавидеть друг друга, даже были случаи, что многие умирали там от скуки и горя; некоторым же жизнь до того надоела, что они решались на самоубийство, хотя, судя по их богатству, им, кажется, ничего более не оставалось желать.
— Итак, Грибуль, — продолжала царица, — вот уже прошло сто лет с тех пор, как ты оставил свою родину, предположение царицы волшебниц оправдалось. Твое доброе сердце не в состоянии было вынести естественного ужаса, который вселял в тебя царь шмелей. Он захотел удержать тебя силой, но я спасла тебя от его когтей; он царствует до сих пор и все еще жив, как бессмертное существо, хотя он состарился и постоянно говорит о своем близком конце, но это он делает только для успокоения своих подданных. Родителей твоих уже более нет на свете. Из всех твоих знакомых также нет никого в живых. Богатство и злоба в этом царстве увеличиваются с каждым днем, люди дошли до того, что режут друг друга. Они обкрадывают друг друга, один разоряет другого, все друг друга ненавидят, и каждый старается убить, кого может. Пчелы, трутни и муравьи занимаются такой же гнусной работой, они точно так же вредят друг другу и пожирают своих врагов. Все это произошло оттого, что дух грабежа и скупости вытеснил из сердца духа доброты и сострадания ту великую науку, которой из всех жителей, рожденных в этом несчастном царстве, владеешь ты один.
Грибуль стал оплакивать смерть своих родителей, и, быть может, он проплакал бы долго, но царица лугов, желая, чтобы он выслушал ее со вниманием, своей волшебной улыбкой совершенно успокоила его. И он почувствовал, что как-будто проснулся от тяжелого сна, не видел больше прошедшего и думал только о будущем.
— Дорогая маменька, — сказал он, — вы говорите, что из всех моих соотечественников я один обладаю этой высокой наукой. Прежде мне всегда говорили, что я слишком глуп. Царь шмелей пробовал было учить меня. Я три года учился у него науке о цифрах и до сих пор не знаю, к чему она мне может пригодиться. Вы меня привели сюда и доставили мне сто лет такого счастья и удовольствия, о котором прежде я даже не имел понятия; здесь все только развлекали, ласкали меня и старались, чтобы я был доволен, и в самом деле, я был до того счастлив, доволен и весел, что даже и не подумал никогда ни о чем спросить, и я чувствую, что я теперь настолько же маг, насколько я и был в первый день, когда пришел сюда.