Гриф
Шрифт:
Хорошо, он догадался намочить в кипятке кусок и так сырого черного хлеба и, когда амбразура захлопнулась, набил рот тут же начавшим расползаться в пальцах мокрым месивом.
Только он успел помечтать о том, как бы присесть или прилечь (хотя он проспал ночь, что заключенным ШИЗО запрещалось, тело и нервы не успели отдохнуть и просили покоя), как «очко» снова осветилось электрическим светом, которым был залит коридор «ШИЗО», и он услышал голос вертухая:
— Ты Князев? — Не дожидаясь ответа, «гайдамак» сообщил: — Сегодня банный день.
— Какая баня? — сделал вид, что удивился, Князь. — У меня ни мыла, ни полотенца. И потом тут же холодрыга сибирская, я мокрый тут замерзну.
— Знать ничего не знаю. Положена баня, значит — будь любезен.
— Ты меня до чахотки довести хочешь? — не унимался Князь.
— Будешь «выступать», опять ребят вчерашних позову. Или других. У тех выходной. Один хрен, натянут глаз на жопу, сразу в баню попросишься.
— Не имеешь права без полотенца! — качал права Князь.
— Будет тебе полотенце, сучий потрох, — пообещал ласково «гайдамак».
Вскоре действительно раздался лязг дверного замка, дверь открылась, на пороге стоял дежурный вертухай с дубинкой для острастки.
— Сам пойдешь? — сурово спросил он.
— Да пойми ты, это смерть для меня. Ну разреши мне сегодня не мыться, — умолял Князев.
— Меня это не колышет, — вертухай упрямо стоял на своем.
…Демонстрируя явную неохоту, Князев подчинился.
Они остановились перед дверями камеры, которая была переоборудована в баню.
— Раздевайся, — приказал вертухай.
— Прямо здесь, в коридоре? — удивился Князев.
— Из мыльни дверь, увидишь, ведет в раздевалку, там получишь чистое белье. Оттуда тебя другой уж контролер поведет. В другую камеру, второго блока. Это, чтоб мы к вам не привыкали, а вы к нам, — хохотнул он.
Охотно скинув с себя вонючие обноски, Князь вошел в «мыльню».
Довольно большая комната была превращена в мыльное отделение. Других заключенных он здесь не увидел. Было три рожка душа и голые стены. Жара стояла неимоверная. Шел только кипяток.
— Ты мойся, мойся, не сачкуй, а то из шланга той же водой помою.
Мысль о том, что этим кипятком его могут ошпарить из шланга, сделала его тело гибким и ловким, — прыгая под брызгами кипятка, он старательно имитировал процесс помывки. Регулирующих вентилей не было, они были в соседней комнате, где напор регулировал охранник, туда ему предстояло выйти «помытым» за чистой одеждой.
Ему казалось, что еще минута, и он потеряет сознание от жары и слабости. Наконец, дверь в комнату с чистым бельем отворилась и в дверном проеме появился незнакомый вертухай.
— Ну, давай, по-быстрому, некогда мне тут с тобой, — сказал он.
Князь быстро натянул на себя мокрую одежду. Контраст температур был чудовищный. После жары парной холод этой комнаты его поразил. Здесь было почти так же холодно, как в оставленной им камере.
Вдоль стен стояли огромные коробы из толстой проволоки, уже набитые грязной одеждой, принесенной зеком-шнырем из коридоров, идущих параллельно друг другу. Грязной одежды было много. Странно, что он не видел других заключенных. То ли тут это было правилом, чтобы заключенные «ШИЗО» не имели возможности встречаться друг с другом, то ли такую одиночную помывку ему устроил Семен.
Банщик, сурово оглядев одетого в чистое Князя, приказал вдруг:
— Лезь!
И указал на огромный проволочный короб с грязной зэковской одеждой, от которой шла невообразимая вонь.
Поняв, что ситуация под контролем и все развивается по обещанному сценарию, Князь направился к коробу. Уголком глаза он увидел, как из короба с чистой одеждой охранник вытаскивает труп человека в такой же, как у него, Князя, чистой «шизоидной» одежде. Это и был тот «жмурик» из морга, о котором говорил Семен.
Преодолевая отвращение, Князь юркнул в грязное и вонючее месиво отвратительных, окровавленных, облеванных обносков.
Еще мгновение, и короб покатился на колесах из комнаты-раздевалки в коридор, по коридору — дальше, преодолевая мелкие неровности, потом по спуску, — вероятно, короб, вкатился в кузов машины.
Минута тишины. Урчание двигателя. И машина тронулась.
От души отлегло.
"Неужели выбрался?" — подумал Князь.
ОСТОРОЖНОСТЬ — ОРУЖИЕ ОХОТНИКА
"Неужели выбрался?" — подумал Князь, выбираясь из вонючего месива грязного зэковского белья.
Дышать в фургоне было нечем. Казалось, все испарения спрессованных заскорузлых кальсон и рубах, собранных с нескольких корпусов СИЗО, словно ждали момента, когда Князь, перестав прикрывать рукавом чистой рубахи лицо, выберется наружу и вдохнет все, что скопилось в узком пространстве между тюками белья и брезентовой крышей фургона.
В другом конце фургона послышалось какое-то шевеление, возня. Князь насторожился. Вытянул из пояса тонкое лезвие заточки, поудобнее взял его в сложный замок из пальцев и ладони, — резкое размашистое движение руки, и горло противника будет располосовано по гордовы хрящи. Сквозь узкие окошки в брезенте под самой крышей пробивался скупой свет, позволивший рассмотреть красную рожу человека, вылезавшего из тюков грязного белья.
Обычно такие вот продубленные красные рожи бывают у испитых алкашей и моряков. Иногда это совпадает. Крайне редко такие рожи бывают у людей, не связанных ни с морем, ни с алкоголем.