Грифон торжествует. Проклятие Зарстора
Шрифт:
И от этой мысли о ней пришла боль, но не телесная, а внутренняя, будто я страстно желал этого всю свою жизнь, и только сейчас понял, что мне придётся страдать от этого жгучего желания до самой смерти. Именно Джойсан…
Я больше не видел перед собой металлического браслета на запястье. Передо мной вставал облик девушки, загорелой на солнце, худощавой. Наверное, ни один мужчина, посмотрев на неё второй раз, не назвал бы её красивой. Ни один мужчина… но я не был настоящим мужчиной, и для меня она была такой же лучезарной, как сказочные, пользующиеся благосклонностью мужчин дочери замков, о которых поют менестрели в песнях… ради которых мужчины выказывают свою храбрость, сражаются с чудовищами, подвергают, себя смертельному риску, только ради того, чтобы их заметили и восхитились.
И у неё было мужество, у этой загорелой девушки, в ней ощущалась искренность и глубина души, в которой находилось место и для изгоя, которого все считали «чудовищем». Мне нужно было только произнести правильные слова, и она тут же пришла бы ко мне. Но мне не хотелось, чтобы это произошло в силу обязанности — я хотел…
Я хотел чего-то другого, но не жалости, не обязанности, не того, чтобы она пришла ко мне, потому что мы вместе противостояли злу и вышли из нашей битвы в целости и сохранности. Я просто не знал, чего хочу — не считая того, чему просто не мог дать названия.
И тут я услышал, даже сквозь этот туман жалости к самому себе, тихий звук, исходивший от Элис, и более громкий — от Джервона, когда он сделал глубокий вдох. Вздрогнув, я вскинул голову. Дорога мягко светилась в темноте. Все знаки на ней ожили серебряным огнём, хотя луна ещё не поднялась высоко.
И также — возможно, это было вызвано каким-то зрительным обманом, но мне показалось, что какая-то часть этих узоров перемещается. Дальше по дороге вспыхивало и распространялось сияние — там, где находились следы, похожие на человеческие, звериные и птичьи, словно эти существа теперь двигались по ним, повторно наступая на них, невидимые в этой темноте, в то время как символы на концах звёзд засияли ярче, и призрачный свет исходил вверх от них, будто от зажжённых свечей.
Я вытянул руку, почти не сознавая своих действий, пока пальцы Элис не обхватили мои. И также я сознавал, даже не глядя, что она точно так же соединилась и с Джервоном. Мы больше не были одни! По этой дороге шли и другие путники, хотя мы и не могли видеть их, вроде тех призраков, которые когда-то, очень давно, отправились в изгнание. Они не приближались к нам. Возможно, они путешествовали даже не в другом пространственном измерении, но в самом времени. Что-то величественное, чего мы были просто не в силах оценить, толкало их вперёд. Мы лишь смутно ощущали это… По крайней мере, я.
Я дважды вздрагивал, когда меня что-то касалось. И хотя это было едва уловимо, но от контакта оставалось впечатление резкого и сильного удара. На один краткий миг я оказался на грани понимания. Да, я почти понял… Но потом значение контакта ускользало, и я снова чувствовал себя опустошённым, как тогда, когда оттолкнул от себя Джойсан и удрал из Норсдейла. Только теперь это не имело ничего общего с Джойсан, скорее оно пришло ко мне, чтобы поприветствовать меня, познакомить с теми, кто, как я понял, знал обо мне и был мне рад… но чьё внимание я не в силах был удержать, потому что был лишь частично таким, как они.
Я не знаю, сколько времени сидели мы так, соединённые руками в единую связь, наблюдая за тем, что ни один человеческий глаз не смог бы полностью различить. Но вот, наконец, пришло время, когда эти следы перестали сиять, потускнели, а затем вновь вспыхнули светом, когда мы уже не различали торопящихся по дороге призрачных путников. Пальцы Элис выскользнули из моих, и рука моя безвольно упала на камень.
Мы не разговаривали друг с другом — о том, видели ли мы или чувствовали одно и то же. Так никогда я об этом и не узнал. Мы лежали как бы сами по себе в этой тишине, укутанные в плащи, пытаясь заснуть после этого видения. И той ночью я спал крепко.
Утром я проснулся позже своих спутников. Джервон занимался лошадьми, они уже были осёдланы, а на пони была навьючена его поклажа. Элис присела на колено, занятая укладыванием припасов в сумки. Когда я встал, она махнула рукой в сторону куска хлеба рядом с собой, отдав пакет с оставшейся едой Джервону.
Он остался на месте, но Элис приподнялась и стояла рядом со мной, пока я дожёвывал этот высохший хлеб, мечтая о куске горячей свинины, которую мне так редко доводилось отведывать с тех пор, как несколько лет назад я покинул Ульмсдейл.
— Керован, — вдруг произнесла Элис. — Нам предстоит расстаться.
Сначала я даже не понял. А потом уставился на неё, требуя объяснений. Под её глазами темнели синяки от чрезмерной усталости, лицо казалось измождённым, будто она побывала в каком-то сражении. Она коротко махнула рукой — но не призывая силу, а скорее выражая беспомощность.
— Нам… нам запрещено…
Я вскочил на ноги, забыв о еде. Что случилось за то время, что я спал, после восхода солнца? Кто запретил?
Она глядела теперь не на меня, а в сторону дороги, прямой, побелевшей под лучами солнца. И на её лице я увидел горячую решимость, такую же глубокую, как выворачивающая душу скорбь, которая таилась во мне. Ей могли предложить все чудеса света, и тем не менее я знал, что она и не прикоснётся к ним.
— Эта дорога не для нас… пока не для нас… пока…
В её глазах застыла печаль, а в голосе прозвучали всхлипы.
— Но ты… ты ведь говорила… — я запнулся, как ребёнок, который пытается узнать у взрослых, почему мир такой изменчивый.
— Когда я говорила тебе, что мы поскачем вместе… тогда я думала, что так и будет. Быть может… быть может, нас — Джервона… и меня… — нас изучали и пришли к выводу, что мы не нужны, — было просто мучительно видеть её разочарование. — Поверь, мы не можем идти дальше. Только тебе идти по этой дороге, Керован. Возможно, мы уже выполнили свою роль, приведя тебя сюда, как и раньше, сопровождая твою леди. Ведь не просто же так мы встретились с вами обоими. Однако, что бы это ни было, теперь задание выполнено. И если когда-нибудь предоставится возможность нам послужить тебе — тогда вспомни о нас, Керован, — когда вступишь во владение своим наследством. Может быть, мы… Нет, скачи один… навстречу своей судьбе, веришь ты в это или нет.