Григорий Шелихов
Шрифт:
каюту, занял место подлинного шкипера экспедиции.
Незначительность собственных навигационных знаний не смущала
Шелихова.
"Куками не рождаются, а делаются!" - думал он, вспоминая рассказы
спутников английского мореплавателя. С "кукишами", как в шутку называл
их Григорий Иванович, он встретился лет пять назад в
Петропавловске-на-Камчатке, где Кук в 1778 году спас и привел в
порядок свои потрепанные странствованием корабли только с
русских.
Шелихов поручил вычисление долгот и широт прихваченному из
Охотска штурманскому ученику Митьше Бочарову, а сам решил опереться на
заветную карту тестя и опыт подобранных в партию бывалых
промышленников и матросов. Он представлял себе трудности и опасности
предстоящей экспедиции и по секрету от компанионов дал обязательство
наиболее ценным и нужным людям выделить из своей доли некоторый пай в
добавку к жалованью. Поступясь долей гадательной прибыли, мореход
таким образом обеспечил заинтересованность и поддержку в деле наиболее
надежных людей.
Среди таких выделялись старый партовщик* Константин Алексеевич
Самойлов и бывалый матрос Прохор Захарович Пьяных - участники плавания
на Алеутские острова капитанов Креницына и Левашева. Эти капитаны еще
лет за двадцать до Шелихова возглавляли русскую правительственную
экспедицию в Америку. (* Начальник промысловой партии.)
Чтобы всегда иметь под рукой и Самойлова и Пьяных, Григорий
Иванович, для успеха в науке кораблевождения, поселил их в каюте,
которую занимал с женой. И не столько Григорий Иванович, сколько
Наталья Алексеевна женской заботой и ласковостью завоевала преданность
этих людей шелиховскому делу. Во время трехмесячного плавания она их
обшивала, штопала потрепанное платье, простирывала на стоянках
рубашки, а главное - всегда во-время умела вставить участливое женское
слово, слушая рассказы людей об оставленных дома семьях - женах, детях
и внуках.
К концу плавания сердца всех удалых и буйных зверобоев собрала и
завязала в своей шали Наталья Алексеевна, на ходу пособляя каждому в
замеченных трудностях и огорчениях. И если бы теперь "капитану"
Голикову вздумалось пророчить беду из-за того, что на корабле женщина,
– быть бы ему за бортом.
На втором году пребывания на Кыхтаке, уверившись в мире и
согласии между русскими промышленниками и воинственным племенем
алеутов-коняг, Шелихов пришел к выводу, что наступило время поискать
удачи на материке Америки.
Старый, бывалый охотник-коняга Ва-шели, переселившийся в избяную
деревню, которая возникла на месте
добытчиков в Трехсвятительской гавани, завоевал доверие и дружбу
Шелихова. Ва-шели питал искреннюю приязнь к русским и отличался
способностью внятно изъясняться на полуусвоенном русском языке. Он
настолько обрусел, что перестал откликаться на свое туземное имя и
только тогда с достоинством и солидно отзывался, когда к нему
обращались как к "лусу" и "по-луски".
Но, перейдя в деревню, он не хотел перебираться в избу и упорно
оставался в своем шалаше.
– Вот она, вот Васили! - осклабился он в добродушной усмешке,
едва заслышав веселый голос "великого тойона", вползавшего на карачках
в шалаш. Шалаш был раскинут на огромных китовых ребрах - трофеях
Василия в морской охоте.
– Когда ты, Василий, по-людски жить начнешь, в избу переселишься?
Даже за малиной не полез бы в твою берлогу, кабы не дело, - кряхтел и
шутил Шелихов, пользуясь любым поводом донять алеута.
Но Василий лишь смеялся.
Алеуты быстро оценили огнестрельное оружие и бытовые преимущества
жизни русских: пуля догоняла и укладывала недосягаемого для стрелы
зверя; русские прядевые неводы извлекали из океана и рек горы рыбы, -
алеуты ее прежде ловили примитивной удой с костяным крючком, или били
острогой, или вылавливали плетенной из веток ивняка волокушей.
Китайский прессованный чай с леденцами, привезенный русскими, пришелся
алеутам необыкновенно по вкусу. Покуривая русскую махорку, можно было
спокойно обдумывать мысли, а "вотка", чудная водка - хлебнуть ее,
правда, удавалось редко и не всем - казалась напитком богов! Была еще
баня - баня "касяков", - когда попадешь в ее жаркую паровую стихию
после дня и ночи, проведенных в холодном тумане на волнах океана, все
забудешь! И русские не запрещали входить в нее, наоборот - зазывали и
уговаривали бывать в этой бане почаще. Все у "касяков" было чудно и
приманчиво, и только их жило-изба противна алеутам.
– Везде твердо - дерево, много пустоты - до потолка головой не
достанешь, а воздуху нет - не провевает... Не подходит нам ис-ба! -
отрицательно мотали они головами, отказываясь покинуть свои глубокие
зимние землянки и летние шалаши.
Шелихову никак не удавалось переселить алеутов в избы, но он и не
торопился с этим, ждал - сами убедятся в удобствах деревянных изб. А
пока без смущения заползал в их грязные, убогие норы и с завидной