Григорий Шелихов
Шрифт:
за него можно... Себя не буду защищать, а за него и за нее... - Куч
метнул глазами в сторону Натальи Алексеевны, - за нее никого в живых
не оставлю!
Наивные слова индейца рассмешили и отрезвили зверобоев. Как это
допустили они нарушение первого и святого артельного закона - не
подымать голоса, а тем более руки против начального, пока не осудили
его миром, не сместили за какую бы то ни было провину с атаманства!
И опустились
стояли зверобои, растерянно поглядывая друг на друга: с чего и впрямь
поднялись на покладистого хозяина, а уж Наталья Алексеевна - худого
слова не скажешь!
Ошеломленный взрывом ярости своих добытчиков и неожиданным
вмешательством жены, Шелихов все же не мог уступить "бунтарям".
– Ладно! - махнул он рукой и, отстранив жену, повернул к избе.
–
Пошли спать, добытчики! Завтра галиот снаряжать...
В избе, оставшись с женой с глазу на глаз, Григорий Иванович
почувствовал себя как-то неловко перед нею, выступившей на его защиту
и, может быть, спасшей ему жизнь.
– Чем ты, государыня-боярыня, мою голытьбу заворожила? -
прикрывая смущение, обратился он к жене. - Если милости твоей не
убудет, ты и впредь меня, сироту твоего Гришку, защищай. Разбойники
мои, как овечки, тебя слушают...
– А ты, Гришата, козлом перед людьми не держись! - просто
ответила она. - Извелись все в американской мокрети, и нажива не
радует: домой у всех душа просится, заскучали.
– Я через хляби морские пробивался не по печи скучать и тебя
взял...
– Ты взял, а они таких же, как я, покинули. Не в хозяевах ходят,
и ты не торопись в тузы выходить, - сказала Наталья Алексеевна.
На другой день люди с утра уже копошились среди стоявших на
стапелях кораблей, подбирали части неисправного рангоута и
потрепанного такелажа "Святителей".
В возне и хлопотах по починке идущего в обратное плавание судна
прошел и конец лета.
Добытчики обсудили между собой, кого выделить в первую партию, а
потом пришли к заключению, что возглавить эту партию ради большей
уверенности в обратной доставке продовольствия и огнеприпасов должен
не старик Самойлов, которого наметил Шелихов, а он сам, Григорий
Иванович. В его мореходные знания и удачу все крепко верили и еще
больше полагались на то, что только шелиховская энергия и воля ускорят
сбор и отправку всего необходимого со складов Охотска, не в пример
медленному в таких случаях поспешанию купцов-компанионов и
правительственных служилых людей.
–
притворной занятостью перебрасывая костяшки счетов. И не захотел
дальше слушать выборных, пришедших к нему передать мнение ватаги.
Шелихов имел время раскинуть умом и обдумать положение,
неожиданно сложившееся после, как он назвал, "бунта" в артели. "Худа
без добра не бывает", - решил он и посчитал, что теперь, когда
зверобои смягчились, целиком можно отдаться выполнению своих замыслов,
не считаясь с интересами людей, приведенных в этот дикий край.
Завороженный Славороссией, мореход не хотел покинуть новооткрытую
землю раньше, чем заложит поселения и опорные пункты на американском
материке.
Еще в прошлом году при обследовании прибрежья Кенайского и
Чугацкого заливов он обнаружил богатейшие залежи железной руды и
самородной меди, вперемежку с выходившими на поверхность полями
земляного угля, а приятель его Баранов Александр Андреевич, с которым
он не раз встречался в разъездах своих по Анадырской земле, уверил,
что на земляном угле руда выплавляется и куется легче и дешевле,
нежели на древесном.
Григорий Шелихов представлял себя владетелем несметных богатств.
Эти богатства смело могли поспорить со строгановскими посессиями на
Урале. Железная руда, вместе с медью, лежала под ногами на берегах
Чугацкого залива, в долине озера Илиамна и одноименного в районе этого
озера вулкана, верстах в ста к северу, на Аляске, против Кыхтака. В
кварцевых скалах, прорытых бурными притоками реки Медной над Чугачами,
и реки Сузитны, впадающей в Кенайский залив, Шелихов с сердечным
замиранием обнаружил блестки золота. А с истоков реки Атха (Медной),
из-под небесного Белого пояса,* индейцы принесли вдруг Шелихову
самородную медь. (* Цепь снежных вершин северных Скалистых гор.)
Григорий Иванович так уверился в заманчивом будущем своей новой
земли, что мягкая рухлядь - пушнина - показалась ему уже мелким,
нестоящим делом. Открывались трудно угадываемые по своим последствиям
возможности, такие, как создание рудоплавления, а затем на своем
железе и океанское кораблестроение - и где? - на путях обширной
мировой торговли с голодными на железо Китаем, Японией, Филиппинскими,
Малайскими и другими островами счастливой Океании.
– Отечество прославлю, кусок хлеба людям найду и сам в обиде не