Григорий Шелихов

Григорьев Владимир Степанович

останусь, понимаешь, Наташенька? Надо токмо в глубь землицы этой

пройти, а для того "скотинку" привезти - белоглазых собачек колымского

помета, а их раздобыть Баранов поможет - наменяет у чукотских

людишек... Размахнусь! - сбрасывал он со счетов костяшки, которых не

хватало для подсчета прибыли.

4

Для полного выяснения картины и нанесения на карту американской

земли мореход задумал

провести в 1786 году огромную экспедицию вдоль

материка в солнечную Калифорнию; тысячу байдар с алеутами под охраной

двух кораблей. И от такого дела его хотят оторвать, заставляют плыть в

гиблый Охотск?! Но осторожность бывалого землепроходца и трезвость

делового человека все же сказывались в Шелихове. На все нужно время и

силы. Что у него есть сейчас? Огневые припасы на исходе,

продовольствия нет, одежда поизносилась, людей не хватает.

Мореход зубами скрежетал и задыхался, сознавая свое бессилие. Как

тут станешь хозяином Тихого океана! Англинцы-то и бостонцы не спят...

А он - что может он?.. И при мысли об этом так становилось тяжело, что

готов был хоть очертя голову ринуться то ли на жизнь, то ли на гибель.

Не в натуре Григория Шелихова было бездействовать, и он загодя

стал подготавливать людей к задуманной экспедиции. Надо расположить к

ней туземцев и внушить им высокое представление о могуществе русских,

чтобы легче можно было набрать охотников и гребцов для завоевания

Славороссии.

В один из зимних дней, когда земля покрылась первым снегом, он

подложил под огромный валун бочонок пороху и провел к нему саженей на

сто по длине прожиренный и обсыпанный порохом фитиль.

– Отстань! - сердито прикрикнул он на хранителя пороховой казны

старика Самойлова, пытавшегося отстоять бочонок пороху от фейерверка,

задуманного сошедшим с ума, как ему показалось, хозяином. - Этим

зарядом я расположу алеутов к себе и тому делу, кое мною умышлено...

Из ближних и дальних селений на берегу собралось несметное число

алеутов, приглашенных посмотреть "чудо".

– Глядите, как велико мое могущество и людей моего племени! -

заявил Шелихов, пряча усмешку в отросшей бороде. - Я пошлю к этому

камню огненную змею, и она съест камень... Тот, кто владеет такой

силой, может многое... Глядите!

Шелихов поднес к фитилю огонь, и огонь змейкой, разбрызгивающей

золотые искры, побежал к камню.

Алеуты, ничего не подозревая, переводили глаза с камня на

вытянутую руку великого тойона, но, наскучив долгим горением фитиля,

готовы были уже усумниться в могуществе Шелихова, как вдруг

гул

мощного взрыва поверг их ниц. Все видели, как огромный камень сорвался

с вековечного места, взлетел в воздух и рассыпался мелкими осколками и

каменной пылью.

Даже у толмача, лисьевского алеута, хорошо знавшего великого

Ше-лиха, дрожал и обрывался голос, когда он переводил слова

всемогущего кыхтаканцам:

– Мне нужно тысячу байдар и на них два раза столько храбрых

воинов, которых я поведу на охоту в страну солнца. Примите честь,

оказываемую мною, и через три дня вечером приходите ко мне с именами

воинов, которых посылает Кыхтак... Я владею силой, какую вы сами

видели. Со мной вы сможете сделать многое такое, что и вам пойдет на

пользу...

Через три дня изумленные "чудом" алеуты стояли перед крыльцом

избы Шелихова и с благоговением смотрели на новое проявление его

могущества: большой кулибинский зеркальный фонарь, как солнце, висел

над крыльцом и мощным потоком света, усиленного заложенными в нем

оптическими стеклами, прорезал ночную тьму. Фонарь этот Шелихов

приобрел по сходной цене в Москве, где познакомился с его

изобретателем - самоучкой Иваном Петровичем Кулибиным.

Мореход широко оценил пригодность изобретения для странствований

в "странах полунощных" и купил фонарь с запасом толстых восковых

свечей: авось в путешествии понадобится.

– Тойон Ше-лих имеет власть сводить на землю солнце, полунощное

солнце! - в благоговейном страхе шептались дикари и один за другим с

готовностью, не спрашивая ни о чем, накладывали на разостланную

юфтовую шкуру отпечатки омоченных в сажу пальцев, в знак согласия на

неслыханную в этих местах далекую экспедицию.

– А вот как, - вспоминали зверобои, - Григорий Иваныч заохотил

алеутов к письму и чтению. Пишет, к примеру, в дальнее селение

партовщику - русскому, вестимо, - указание по нашим делам, с ним

мешочек леденцов либо корольков якобы в подарок посылает, а в бумажке

пропишет: "Шлю столько-то леденцов (али еще чего), пересчитай тут же

при гонце и спроси с него, ежели недостачу обнаружишь". Умора была

глядеть, как ошарашенно озирались они, когда спрашивали: а куда

девалось столько и эстолько леденцов либо еще чего? "Откуда ты можешь

знать, - отпирается гонец, - сколько их было? Их много".
– "Бумажка

сказала, что ты съел десяток", - отвечаем. Иные потом хитрить

пробовали: положит в дороге бумажку под камень или песком присыплет,