Григорий Шелихов
Шрифт:
легкостью и ловкостью, усвоенными в разъездах по глухим дебрям Сибири,
приспособлялся здесь к обычаям первобытных людей. Сидя на корточках и
даже не морщась от смрада и грязи туземного жилья, он часами вел с
ними разговор.
– Ну, повтори, Василий, еще раз то, что намедни рассказывал ты о
кенайской стороне, о кенайцах и о русских, кои там жили и нашли конец
своего живота, - сказал Шелихов, отведав рыбьего жиру с кислой ягодой
шикшей,
– Васили будет сказать, но слова здесь... прилипли слова, не
могут выходить, - еще раз осклабился алеут и помял себе пальцами
горло.
– А-а, - понимающе отозвался Шелихов, - прилипли, говоришь? Ну,
так на, возьми, опрокинь и выпусти слова!
– Григорий Иванович вытащил
из-за пазухи штоф, налил объемистую раковину-чашку и протянул ее
алеуту.
После повторного прополаскивания горла водкой Ва-шели без труда
стал находить русские слова. Он рассказывал о сильном племени
индейцев-тлинкитов. Тлинкиты появились на берегах океана в давние
времена, придя откуда-то из глубины материка. Они осели на выбежавшей
в море земле Кенайского полуострова, а коняг согнали в море, на остров
Кыхтак.
– Отец моего отца рассказывал нам о кровавых войнах с кенайцами,
но вот уже сколько лет назад море легло между нами и смыло кровь и
вражду... В Кенайской земле много черного камня, камень этот горит в
огне и становится желтым, как солнце в зимний день. Только солнце, ты
знаешь, зимой не греет, а черный камень дает тепло...
– Уголь, земляной уголь?! Ты не врешь, Василий?! - воскликнул
Григорий Иванович, не выдержав роли бесстрастного собеседника.
Шелихова давно пленяла мысль о приспособлении угля - земляного
топлива - к рудоплавлению. Он еще на Камчатке слышал от спутников
морехода Кука, будто добротные железные и чугунные части в оснастке
кораблей выплавлены именно на земляном угле, они так называли эту
штуку - coal.* Шелихов не знал, верить или не верить "мошенникам"
англичанам, пока не доведался, что до этого дошли и в России - на
Урале и в Колывани, на Алтае. (* Уголь (англ).)
– А золото, золотишко у них есть?
– нетерпеливо спросил Шелихов,
весь подавшись к Ва-шели.
– Золото? Какое оно, зо-ло-то?
– осторожно переспросил алеут.
–
Его пьют, едят?.. Оно греет?
– Э-эх... моржовая голова! Не понимаешь?
– досадливо поморщился
Григорий Иванович.
– Золото... желтое, сверкающее, как солнце зимой...
– Не греет?! - пренебрежительно протянул алеут, но
не умалить своих знаний о богатстве Кенайской земли, добавил: -
Есть... есть и такое - желтое и холодное...
Василий вспомнил блестящие колючие куски самородной меди. Их
кенайцы давали кыхтаканцам в обмен на китовый жир, а кыхтаканцы, не
владея, как и кенайцы, искусством обработки металлов, дарили эти
медные кусочки женщинам на украшение.
Захваченный мыслью о скрытом в недрах Кенайской земли богатстве
на уже близком - рукой подать - материке Америке, Григорий Шелихов
загорелся желанием как можно скорее сделать разведку и поведал об этом
своему надежному советчику, старому партовщику Самойлову. Самойлов
выслушал Шелихова и многозначительно оказал:
– Не присоветую, Григорий Иваныч, золота искать, а паче того
копать. Золотом, если найдешь его, человека в людях убьешь. Золото
лихорадит человека, и рука за нож хватается. Золото ты найдешь - тебя,
первого добытчика, и убьют...
Увидев недоумение и задорно поднятый кулак Шелихова, Самойлов
пояснил:
– Беспременно убьют. За что? За то, что пай твой и купцов,
компанионов твоих, нестерпимо велик покажется. Так уж повелось среди
златоискателей... А на кой ляд тебе ради компанионов со смертью в
пятнашки играть! Земляной уголь - это я понимаю: хочешь руду плавить,
корабли крепкие строить, торговать железом будешь. Прибыток с торговли
– не то, что фартовое золото, под смерть не подведет...
При разговоре присутствовала и Наталья Алексеевна. Она, вопреки
принятому обыкновению не возражать мужу при посторонних, тоже
решительно восстала против его золотоискательских намерений.
– Хватит с нас пушнины, и та кровью обрызгана, - сказала она.
–
Не пущу тебя в Америку золото искать, Гришата. И земляного угля тебе
не надо! Леса вокруг непроходимые, неистребимые, а тебе на каменье
чугун плавить занадобилось... Подумал бы лучше, Гришанька, не пора ли
из этой проклятущей земли домой подобру-здорову возвращаться? У людей
от оскомы щеки запали... Да, да, не пущу, вот тебе и весь сказ!..
Григорий Иванович долго еще обдумывал их доводы, а обдумав,
охладел к поманившему его огоньку "фартового" золота. "Восемь десятых
моей удачи оторвут Голиковы и Лебедев, а труды да кровь и впрямь
окажутся полностью на мне да на людях моих... Не стоит в самом деле с
золотишком путаться! А вот мужика, пахаря да добытчика, с