Григорий Зиновьев. Отвергнутый вождь мировой революции

Жуков Юрий Николаевич

Только тогда ленинградцы не выдержали. В последний день конференции, 10 декабря, единогласно приняли письмо к Московской губпартконференции. «Целый ряд речей, — указывалось в нем, — направленных против нашей организации, и резолюция Московской губернской конференции, полемически заостренные против нас, вынуждают нашу XXII губпартконференцию выступить со следующим письмом. Величайшим несчастьем для нашей партии и ленинского единства было бы противопоставление друг другу московской и ленинградской организаций. Этого не хотят ни ленинградские, ни московские пролетарии — коммунисты... Могут ли быть сейчас какие-нибудь глубокие и неустранимые разногласия между московскими и ленинградскими

пролетариями-ленинцами? Нет, таких разногласий нет и быть не может, их могут только создавать, их могут только измышлять, выставляя воображаемые призраки вместо реальных фактов».

Затем письмо, торжественно названное «Декларацией», последовательно отвергало все обвинения в адрес своей конференции. И о ликвидаторском безверии, и о сеянии паники перед кулаком, и о стремлении к вредному разбуханию партии, и о пессимизме. Завершалось же оно так: «Пусть же не пытаются делить нас на “верхи» и “низы”. Ленинградская организация — единая и слитная организация, снизу доверху объединенная одним стремлением — отдать, как всегда, все силы нашей партии»⁴³¹.

Но уже ничто не могло остановить москвичей, заставить их пойти на примирение. Они поспешили направить в Ленинград новый поток обвинений, содержавшихся в их официальном «Ответе»:

«С величайшей тревогой и величайшей горечью мы констатируем, что такие испытанные рабочие бойцы... как Комаров и Лобов (председатель регионального органа ВСНХ — Северо-Западного промбюро — Ю. Ж. ), шельмуются новыми руководителями Ленинграда вроде Сафарова и Саркиса, снимаются с ответственных постов (чего на самом деле не было — Ю. Ж. ) за верность ЦК, за продолжение старой линии ленинградской организации в угоду новым веяниям отчужденности, сепаратизма, истерической крикливости и интеллигентного безверия в нашу победу».

Покончив с надуманными обвинениями, «Ответ» привел и реальные факты, которые никоим образом не должны были касаться участников московской конференции. Оказалось, главное недовольство в столице вызвало избрание делегатом на съезд Залуцкого и неизбрание Комарова и Лобова. Кроме того, во многом стали виновными... Каменев и Зиновьев, не имевшие прямого касательства к проведению Ленинградской губпартконференции. Они, мол, «защищали в Политбюро ту точку зрения, будто бы мы не сможем справиться с внутренними трудностями из-за нашей технической и экономической отсталости, если только нас не спасет международная революция... Товарищи Зиновьев и Каменев... — признанные вожди масс. Тем опаснее их ошибки. Мы полагаем, что она есть отказ от ленинской позиции».

Содержал «Ответ» и такое недвусмысленное заявление: «В настоящее время, когда с нами нет Ленина, поистине смешна претензия отдельных лиц, хотя бы и крикливых, на монополию стопроцентного ленинизма. На место лиц становится коллектив. Верховным истолкователем ленинской линии может быть только ЦК и партийный съезд». Иными словами, Зиновьев — как автор книги «Ленинизм», и Крупская должны навсегда забыть о своей прежней роли конечной инстанции при объяснении того, что же хотел сказать Ленин.

Последний абзац «Ответа» содержал не менее вызывающее. «Мы, —его авторы так и не раскрыли свои фамилии, — с горечью констатируем, что ревизионистские попытки ряда товарищей в Ленинграде привели и к явным нарушениям организационных заветов Ленина, к попытке использовать ленинградскую организацию как центр борьбы против большинства партии и ее ЦК. Но мы глубоко уверены, что испытанные бойцы Ленинграда... одернут своих вождей»⁴³².

Теперь не могло оставаться сомнений, что в Москве просто репетировали съезд. Загодя провоцировали ленинградскую

делегацию на такие действия, которые послужат обвинением в создании оппозиции. Это, скорее всего, и заставило Зиновьева добиться права на содоклад, чтобы самому разъяснить происходящее.

Ну, а те, кто счел себя оказавшимися под ударом, в канун открытия съезда предприняли попытку — нет, не оправдаться, а доказать свою правоту и заодно ошибочность взглядов Бухарина. Крупская, Каменев, Зиновьев и примкнувший к ним Сокольников подготовили сборник своих статей «Некоторые материалы по спорным вопросам». Издали его «на правах рукописи», да еще и под грифом «Совершенно секретно. Только для членов XIV съезда РКП(б)»⁴³³. Тем попытались оградить себя от вполне возможного обвинения в развязывании очередной дискуссии.

Открывалась эта небольшая по объему, карманного формата брошюра старой, написанной еще в апреле для журнала «Большевик», статьей Крупской «Было ли у Ильича два стратегических плана: один — в 1921 году, и другой — в 1923 году? » с многозначительным пояснением в оглавлении: «запрещенная к печати». За ней следовала вторая статья Крупской же, написанная в сентябре — «На животрепещущую тему».

В пылу полемики Крупская сделала важное признание. Оказалось, что даже почти через пять лет после введения НЭПа тот так и не дошел еще до деревни. До тех самых крестьян, ради которых и был затеян. Более того, партия в целом еще не пришла к общему пониманию того, что же такое НЭП, почему его приняли и зачем. И, самое главное, судя по всему, НЭП пока не принес того, что от него ожидали.

Если две статьи Крупской, занявшие десять страниц брошюры, переполняли сверх всякой меры цитаты из произведений Ленина, то пятнадцать страниц одной статьи Каменева «Об урожае» — страдали от иного. От переизбытка цифр. А на их основании автор пришел к следующему выводу: «Начавшееся с переходом к новой политике расслоение деревни найдет свое выражение в ближайшем будущем в дальнейшем увеличении и усилении на известное время новой крестьянской буржуазии, вырастающей из зажиточных слоев крестьянства — с одной стороны, и пролетаризации ее беднейших элементов — с другой»⁴³⁴.

Повторил тем решения 14-й партконференции РКП, повторил мнение, высказанное Сталиным, но решительно разошелся с Бухариным.

Зиновьев поместил в брошюре для делегатов съезда известную уже свою статью «Философия эпохи», но без редакционных сокращений. Ту самую, которая излагала его суждения о НЭПе. О том, куда он может завести «без надлежащего контроля, без постоянной корректировки».

«Да, — объяснял Зиновьев, — опасность перерождения не исключена. Да, развитие НЭПа при затяжке мировой революции чревато опасностями перерождения». Но, решительно продолжал автор, «обозревая первые экономические итоги НЭПа, мы имеем полное право сказать: машина идет теперь туда, куда ее направляют, или, по крайней мере, машина все более и более идет туда, куда ее направляют. Вопрос “Кто кого? » не снят еще с очереди, не разрешен еще полностью, но одно становится очевидным: этот вопрос все более и более разрешается в нашу пользу»⁴³⁵.

Таким оказалось содержание статей тех, кого «Ответ» московской губпартконференции заклеймил чуть ли не ревизионистами, отступниками. Иной характер носили два коллективных — подписанных Зиновьевым, Каменевым, Крупской и Сокольниковым — материала. Первый, весьма пространный, под своеобразным заглавием «Секретная докладная записка (для нескольких товарищей по списку)». Содержавшая их общую оценку народного хозяйства за семь месяцев, прошедших со дня завершения работы 14-й партконференции РКП: