Григорий Зиновьев. Отвергнутый вождь мировой революции

Жуков Юрий Николаевич

Зиновьев же сделал акцент на ином — на идеологии. Сказал: «Если в ближайшие годы стабилизация действительно будет продолжаться, и если дальнейшее развитие (пролетарской) диктатуры у нас будет происходить в сравнительно мирной обстановке, то совершенно ясно, что мы будем иметь перед собой то, что можно назвать “стабилизационным настроением”... Это позволит нам с головой уйти в хозяйственное строительство, то есть в то, во имя чего происходила наша революция. Но несомненно, что эти стабилизационные настроения несут с собой и неизбежные опасности, что они будут приносить иногда и действительное, подлинное ликвидаторство, и некоторые гнилостные процессы...

Я напоминаю, что на последнем

съезде, на котором Владимиру Ильичу удалось выступить — на 11-м съезде партии в марте 1922 года, он говорил: “Сегодня на нас не наступают с оружием в руках и, тем не менее, борьба с капиталистическим обществом стала во сто раз более опасней и опасней, потому что мы не всегда видим, где против нас враг, и кто наш друг”. Мне кажется, товарищи, что сказанное здесь Ильичом целиком относится не только к 1922 году, но и в гораздо большей степени оно может быть отнесено и к 1925 году, и, вероятно, в той или иной форме и к 1927 году».

Лишь затем Зиновьев перешел к следующей болевой точке — к вопросу о госпромышленности. К тому, где для генсека не было проблем.

Сталин: госкапитализм — один из пяти укладов народного хозяйства страны — «тот капитализм, который мы допускаем и имеем возможность контролировать и ограничивать так, как хочет этого пролетарское государство...

Госкапитализм в условиях диктатуры пролетариата есть такая организация производства, где представлены два класса: класс эксплуатирующих, владеющих средствами производства, и класс эксплуатируемых, не владеющих средствами производства. Какую бы особую форму ни имел госкапитализм, он должен быть все же капитализмом». И привел лишь один-единственный его пример — концессии⁴⁴¹.

Для Зиновьева вопрос о госкапитализме оказался далеко не таким простым, как для Сталина, всего лишь повторившего определение Ленина о пяти укладах. Содокладчик сделал его одним из основных пунктов разногласий. Правда, чисто формально — не с генсеком, а с его новым союзником Бухариным.

Зиновьев: «В последнее время для нас как бы неожиданно, как снег на голову, по выражению некоторых делегатов, обрушился спор по вопросу о госкапитализме. Необходимо прежде всего ответить тем, кто сейчас пытается представить дело так, будто у нас никакого госкапитализма и чуть ли не вообще никакого капитализма нет... Вы знаете, товарищи, что спор тут идет далеко не о терминах, как это пытаются иногда представить... Спор идет о системе политики, об оценке структуры экономики».

«Каждому из нас, — продолжал назидательно вещать Григорий Евсеевич, — приходилось, к сожалению, в том или ином вопросе не соглашаться с товарищем Лениным и при этом быть неправым и попадать впросак. Это случилось и с тов. Бухариным по вопросу о госкапитализме... В этом вопросе имена Ленина и Бухарина противопоставлены друг другу... И вот теперь, товарищи, вы присутствуете при попытке провозгласить официальной точкой зрения партии те взгляды тов. Бухарина по вопросу о госкапитализме, которые он разделял и разделяет сейчас, и против которых в свое время решительно боролся Владимир Ильич...

Что бесспорно в этом вопросе о госкапитализме? Бесспорно, по-моему, и как будто все это признают, указание Ленина на существование пяти хозяйственных укладов в нашей республике... Во-вторых, бесспорно то, что наша госпромышленность, как выразился Владимир Ильич, есть предприятия “последовательно социалистического типа”,.. Что далее бесспорно? Бесспорно, по-моему, в-третьих, то, что наиболее ярким примером госкапитализма в чистом виде Владимир Ильич считает концессии и аренду...

А что спорно или что хотят сделать спорным теперь? Спорно то, что госкапитализм

будто бы сводится только к концессиям и аренде... Это есть ревизия ленинизма. Это есть идеализация НЭПа, идеализация капитализма. При этом забывают такую “мелочь”, как свобода торговли, как существующая у нас форма распределения и потребления, как неизбежное нарастание капитализма из индивидуального крестьянского хозяйства. Вот действительно область спорная между нами».

Разумеется, Зиновьев не только обозначил разногласия с сутью политического отчета ЦК. «Некоторые, — продолжил он, — пытаются представить дело так, будто бы я, грешный человек, выдумал совсем недавно, что у нас преобладает система госкапитализма, что госкапитализм — самое характерное, самое основное в нашем споре (здесь Зиновьев имел в виду критику, обрушившуюся на его статью “Философия эпохи” —Ю. Ж. ), что такой постановки вопроса никогда не было у Владимира Ильича».

Потому-то далее Григорий Евсеевич и выступил, по собственным словам, «в роли начетчика», обратился к «Ветхому завету» — к работам Ленина, непрерывно цитируя их для подкрепления своих слов. Подчеркнул, что Владимир Ильич выступал против тех, кто считал, будто бы «нельзя назвать государственным капитализмом тот строй, при котором средства производства принадлежат рабочему классу».

После семи обширных цитат из работ Ленина содокладчик позволил себе вернуться к взглядам Бухарина. Привел отрывки из статьи его, написанной вроде бы давно, 8 февраля 1922 года, и констатировал: «Бухарин утверждает: обычно наша система хозяйственных отношений называется “государственным капитализмом”, но он, Бухарин, не согласен с тем. Почему? Да потому, что предприятия пролетарского государства он не считает государственно-капиталистическими,.. Но с другой стороны, они не являются и “социалистической производственной единицей» в строгом смысле этого слова, ибо понятие “социалистическое хозяй

ство» предполагает строго проводимую планомерность всего хозяйственного процесса, тогда как у нас, в особенности при условии новой экономической политики, момент планомерности отступает далеко на задний план перед моментом приспособления к рыночной конъюнктуре».

Конечно же, Зиновьев сознательно прибег к подтасовке, использовав для цитирования работу Бухарина почти четырехлетней давности. Ведь только подобный прием и позволил ему заявить: «Такие указания теперь рассматриваются, как вы знаете, не более и не менее как “ликвидаторство”, “безверие”, “пораженчество”». Благодаря тому Зиновьев обратил против Московской губпартконференции, за которой несомненно стоял Бухарин, все то, в чем она обвиняла ленинградскую парторганизацию.

«Вот почему, — продолжил Зиновьев, — приобретает такое большое значение заявление Н. И. Бухарина весной нынешнего, 1925 года. Заявление, которое, кажется, стало уже достаточно популярным из его статьи в (журнале) “Красная новь” (май 1925 года), где он открыто говорит, что по двум вопросам из всех тех, по которым он спорил с Владимиром Ильичом, он не согласен с ним до сих пор — по вопросу о пролетарской культуре и по вопросу о госкапитализме...

Нет совершенно иного выбора... Тут две точки зрения: или точка зрения Бухарина, или — точка зрения Ленина... Теперь, когда Владимира Ильича нет и Бухарин хочет свою точку зрения навязать партии, долг каждого из нас, здесь сидящих, тех, кто остается на позиции Владимира Ильича, сказать: а вот Владимир Ильич думал так-то и, по-нашему, он был прав. Если по этому поводу будут кричать о пораженчестве, ликвидаторстве, безверии и так далее, пусть кричат сколько угодно. Не думайте, что можно кого-либо из нашей партии запугать. Бросьте такие мысли, не запугаете никого».