Григорий Зиновьев. Отвергнутый вождь мировой революции
Шрифт:
Зиновьев поспешил проявить солидарность с Каменевым. «Исключение товарища Каменева, — заявил он, — перевод его в кандидаты (в члены ПБ — Ю. Ж. ) может быть объяснен только таким соображением, что политическая линия товарища Каменева неправильна. Так как я эту линию разделяю целиком и полностью, то должен заметить, что считаю совершенно невозможным для себя в таком положении, когда во всей стране продолжается агитация, что я “ликвидатор” и “паникер”, принять такой выборный пост, который мне предлагают... Если дело идет о том, что наличие определенной политической линии считается несовместимой с работой в Политбюро товарища Каменева, то это целиком относится и ко мне»454.
А несколько
В ходе затянувшейся дискуссии о составе Секретариата Зиновьев неожиданно напал на Сталина. Предвидя то, что произойдет лишь через неделю, бросил в зал: «Ленинградскую организацию поставили в положение вне закона, когда в любую ячейку может явиться кто угодно, когда фактически поставили второй губком»456.
Видимо, таким обвинением Зиновьев хотел восстановить против себя и пленум, и Сталина, добиться благодаря тому их согласия на его отставку.
И все же Зиновьеву пришлось смириться с тем, что его, несмотря на все возражения, оставили в ПБ. На том настояло подавляющее большинство членов ЦК. То самое, которое всего три дня назад предавало его анафеме. Тогда Григорий Евсеевич решил добиться отставки хотя бы с поста главы ИККИ. Для того обратился к пленуму: «Ввиду положения, созданного 14-м съездом РКП, — писал он, — я, естественно, не могу больше оставаться председателем Коминтерна. Прошу пленум ЦК принять к сведению мое заявление и принять те решения, которые из этого могут выйти».
Как ни покажется сегодня странным, не кто иной, как Сталин и на этот раз настоял на том, чтобы такое предложение отклонить. И все же Зиновьев продолжал упорствовать. «По существу, — сказал он, — исполкому (Коминтерна — Ю. Ж. ) ясно, что при создавшемся положении я не могу исполнять это дело... Я думаю, ЦК не может уйти от решения этого вопроса... Сейчас большинство предпочитает канонаду, которая неслыханна, и при этом говорит: продолжайте преодолевать спокойно некоторые затруднения, которые создались. Я мог эти затруднения преодолевать в Кожтресте, Агитпропе, Закавказской республике. Там можно поправить. Поправить свою работу. Но, товарищи, надо же знать, что руководить Коминтерном или участвовать в этом руководстве партиями, которые переживают массу кризисов отчасти по тому же разряду, какой у нас, после того, что произошло, невозможно...
Нужно понимать, что на том месте, на котором я работал до сих пор, я работать не смогу. Не смогу работать в Коминтерне. Только всего. Это нужно понимать. Я не знаю, как можно предотвратить трудности. Наша печать продолжает разоблачения, полемику и прочее... Я понимаю, что решающее мнение за ЦК, но есть вещи, которые невозможно принять — при том положении, которое создалось, я этой работы проводить не смогу».
Как ни упрашивал Григорий Евсеевич, пленум постановил: «Заявление т. Зиновьева и просьбу отклонить и предложить ему продолжить работу на посту председателя Коминтерна». Также категорически пленум отверг и просьбу Зиновьева «издать письменный отчет о той позиции, которую я занимал с товарищами на съезде, для того, чтобы объяснить партии свою позицию. Брошюру речей, которые были напечатаны (“Правдой” — Ю. Ж. ), не разрешают издать, а между тем толкуют вкривь и вкось позицию, которую мы занимали на съезде»457.
Между тем, положение в старой столице становилось все напряженней и напряженней. 4 января ленинградские коммунисты продемонстрировали, что не желают мириться с начавшейся у них политической
«3. Ввиду прекращения дискуссии считать недопустимыми нападки на ленинградскую делегацию. 4. Редакциям ленинградских газет предложить печатать все резолюции коллективов, а не односторонние подборки. Отказ редакций в печатании резолюций крупнейших рабочих коллективов вызывает острое недовольство среди рабочих — коммунистов... 5. Вместе с тем, губком констатирует, что группой товарищей фактически создается в Ленинграде подпольная организация со своим особым, ни с каким уставом и никакими нормами не считающимся центром. Делаются попытки создания параллельного губкома и параллельных райкомов... Через голову организаций устраиваются собрания ячеек, на которые вузовцы, красная профессура и т. д. ведут агитацию против ленинградского губкома, разжигая разногласия до последней степени. Губком считает, что необходимо положить конец этой дезорганизаторской работе, могущей привести к серьезным осложнениям»458.
Такого в Москве стерпеть уже не смогли. Спустя три дня, 7 января на заседании ПБ, в котором приняли участие Сталин, Троцкий, Зиновьев, Бухарин, Рудзутак, Каменев, Дзержинский и Угланов, утвердили большинством против одного голоса «против» Зиновьева, и двух «воздержавшихся» — Троцкого и Каменева, решение о создании нового секретариата Ленинградского губкома: первый секретарь — С. М. Киров, отозванный из Баку, где он возглавлял ЦК компартии Азербайджана, Н. П. Комаров и Л. Е. Бадаев.
То же решение ПБ по предложению Сталина весьма своеобразно объясняло причины данной кооптации: «губком поступил неправильно, не согласившись... отменить заседание губкома до приезда в Ленинград Молотова, Томского и Калинина... Пункт 3-й резолюции губкома... нарушает постановление пленума ЦК от 1 января 1926 г... предполагающее (выделено мной — Ю. Ж. ) необходимость критики поведения меньшинства на съезде и выявленных ошибок ленинградской делегации»459.
Оргвыводы ПБ усугубили и без того тяжелую атмосферу в партии. Ту, о которой 20 января, обращаясь в Секретариат, напишет Зиновьев. «В “Правде”, в “Ленинградской правде”, — отмечал он, — во всей печати СССР идет постоянная острая полемика против нас — полемика, граничащая, будем говорить прямо, с травлей. В отчетных докладах о съезде договариваются до таких обвинений против нас, что если бы хоть сотая часть была бы верна, нас надо было бы прогнать... Организационные репрессии назавтра же после съезда... сыплятся как из рога изобилия»460.
Деталей этих репрессий Зиновьев не указал, ведь и без того они были хорошо известны. В старой столице сняли чуть ли не всю верхушку идеологических работников. Сменили редактора не только «Ленинградской правды», но и «Красной газеты», органа политуправления Ленинградского военного округа «Красная звезда», комсомольской «Смены», партийного издательства «Прибой», начальника политуправления Балтийского флота, заместителя начальника политуправления округа, начальников политотделов IV, XI, XX дивизий461.
В Москве оргвыводы пока последовали по отношению только к двум лицам, но зато каким! 11 января ПБ ликвидировало должность председателя СТО, почему и назначило занимавшего ее Каменева — первого председателя ВЦИК, главу советской делегации в Бресте на мирных переговорах с Центральными державами, председателя Моссовета, заместителя председателя СНК СССР — народным комиссаром торговли. 16 января понизило наркома финансов Сокольникова — только что проведшего необычайно успешную финансовую реформу, восстановившую золотой паритет рубля-червонца — до заместителя председателя Госплана. Расправились чисто административным образом с двумя из четырех авторов скандальной брошюры. Следовательно, приблизилась очередь и Зиновьева.