Григорий Зиновьев. Отвергнутый вождь мировой революции
Шрифт:
Между тем, не получив ожидаемого сообщения о сроках непременного, по их мнению, прибытия подкреплений, 10 июня Сталин и Зиновьев отправили очередную телеграмму, опять же на имя Ленина. В ней уведомляли и о случае измены, происшедшем еще в конце мая, но только теперь заинтересовавшем Москву, и о положении на фронте, остававшемся тяжелым: «На записку Склянского (сохраняется ли нужда в трех полках — Ю. Ж. ) не дали ответа потому, что последние двое суток были на фронте, записку прочитали сегодня. На сторону противника перешла не одна рота, а три и один конный полк с двумя орудиями. Причина
Возлагая ответственность за Склянского, Сталин и Зиновьев не знали, что происходило в Москве. Не знали, что, отправив письмо Зиновьева от 8 июня в архив, Ленин распорядился заодно переслать его копии Троцкому и Склянскому134.
Эфраим Маркович Склянский в мировую войну был сначала рядовым пехотного полка, затем зауряд-врачом, ибо не успел закончить медицинский факультет Киевского университета. В октябре 1917 стал членом ПВРК, с октября 1918 — уже заместитель Троцкого в наркомате по военным и морским делам, в Реввоенсовете республики. В отсутствие Льва Давидовича в Москве, что бывало достаточно часто, решал все текущие вопросы в обоих военных органах.
Познакомившись с полученным от Ленина письмом Зиновьева от 8 июня, Склянский не мог не вспомнить об отчаянных телеграммах Григория Евсеевича, начавшего еще две недели назад взывать о помощи и поддержке:
21 мая — «Прошу сообщить точно, какие и когда части и где находятся. Дорог каждый час. Время все. Если опоздаем на день, то будет крайне плохо. Настоятельно просим сосредоточить на этом все усилия. Дайте хоть пятьсот человек конницы непременно. Возьмите из Москвы все, что только можно. И притом сегодня, сейчас, сию минуту».
24 мая — «Прибывшие резервы приводят нас в отчаяние. Это не помощь, а обуза. Три полка четвертой дивизии, по заявлению формировавших их Семашко, никуда не годятся. Два полка идут невооруженными. Они недавно бунтовали в Брянске, годится только третья бригада. Полки второй бригады очень мало надежны»135.
Склянский отлично понимал, что если сейчас признать полную правоту и Зиновьева, и Сталина, то тогда ему, а не им придется отвечать за бездействие и прежде. А потому поспешил дискредитировать Зиновьева, переложив на него всю вину. Сделал же это весьма просто, сконцентрировав внимание на случае измены, который, кстати, не был единственным.
На рассвете 29 мая помощник (заместитель) командира 3-го полка и командир 1-го батальона Отдельной Петроградской бригады — оба бывшие офицеры гвардейского Семеновского полка, изменили. Воспользовавшись тем, что 1-й и 2-й батальоны ушли на позиции, привели белых в деревню Выру, что под Гатчиной, где был расквартирован полк. В завязавшемся бою погибли командир полка Таврин, комиссары бригады — Раков и полка — Купше. Однако уже ночью около 40 красноармейцев сбежали из плена к своим. Вскоре за ними последовали и почти все остальные136.
10 июня Склянский посетил Ленина и, судя по всему, сумел убедить его в неправоте Сталина и Зиновьева, чье вмешательство в командование и привело к столь возмутительному случаю. Заручившись
«Владимир Ильич, — писал он 11 июня, — передал мне полученную от тт. Сталина и Зиновьева телеграмму, относительно которой должен заявить.
Первая телеграмма, адресованная, очевидно, Ленину (от 6 июня — Ю. Ж. ), была переслана мне секретарем Совнаркома т. Фотиевой в ночь с воскресенья на понедельник, т. е. 9 июня между 2 и 3 часами утра (следовательно, если верить Склянскому, срочная телеграмма двух членов ЦК с фронта пролежала в секретариате СНК трое суток! — Ю. Ж. ).
Я вызвал по телефону начальника Полевого штаба (В. Ф. Костяева, быв. генерал-майора — Ю. Ж. ), с которым выяснил, что из 6-й армии (действовавшей вдоль железной дороги Вологда — Архангельск и рек Печера и Северная Двина — Ю. Ж. ), ослабленной постоянными перебросками в 7-ю армию, ничего взять нельзя, и потому я предложил ему в совершенно срочном порядке дать три полка Вост. фронта и вместе с тем... выяснить, какие части 7-й армии перешли на сторону врага.
Телеграммой от 9 июня главком отдал приказ Вост. фронту дать дивизию, из которой одну бригаду Питеру, две — Юж. фронту.
Утром начальник Полевого штаба сообщил мне, что на запрос по прямому проводу Запфронт ответил, что по слухам на сторону противника перешел один батальон слабого состава. Того же 9 июня Запфронт донес Полевому штабу, что сдалась лишь одна рота... Я, получив названное выше заявление о роте и устный доклад Полевого штаба, что на Петроградском и Гатчинском направлениях положение улучшилось, запросил 9 июня запиской по прямому проводу Сталина, настаивает ли он на посылке трех полков».
«Очевидно, — продолжал Склянский, — после телеграммы с запросом Владимира Ильича (скорее всего, о неприятии им предложений Зиновьева — Ю. Ж. ) был получен 10 июня ответ Сталина и Зиновьева, в котором меня свалили в одну кучу с ком/андующим/ Западным фронтом и другими любомудрами, обвинили в оттяжке, в результате которой пришлось оголить Карельский участок».
Завершил же Склянский свое заявление практически жестким требованием: «Ввиду предъявленного мне двумя членами ЦК партии обвинения прошу вас, товарищи, либо признать его правильным, отрешив меня от должности и предав суду, либо, если оно неправильно, освободить от самого обвинения»137.
В тот же день, 11 июня, заседание ЦК, в котором участвовали Ленин, Стучка, Томский, Серебряков, Бухарин, Каменев, Стасова, но отсутствовали «обвиняемые», шестым вопросом рассмотрело «заявление т. Склянского по поводу задевающей его телеграммы тт. Сталина и Зиновьева». Не пожелав услышать объяснения другой стороны и, скорее всего, не желая конфликтовать с Троцким, используя никем не скрываемый факт перехода батальона 3-го полка на сторону врага, а также улучшение положения под Петроградом, ЦК принял следующее решение: «Признать действия т. Склянского совершенно правильными, нарекания тт. Сталина и Зиновьева неосновательными»138.