Гринвичский меридиан
Шрифт:
Родители опекали меня, как в детстве, носили фрукты целыми пакетами, а мама пичкала деревенским творогом. С Ритой мы так ни разу больше и не виделись, и даже в день моего рождения она передала поздравления через отца.
— Угораздило же тебя родиться в День защиты детей, — усмехался он, целуя в обе щеки. Потом без стеснения погладил мой живот. — Так что давай, защищай!
— Пап… Спасибо тебе… Вам с мамой… Я бы без вас…
Отец строго оборвал меня:
— А-ну, прекрати! Ты чего тут сопли развела? Тебе на занятиях
— Хожу. Пап, я сижу у вас на шее…
Он зашел сбоку и приобнял меня.
— Ну и пузо у тебя! Если б сам не видел УЗИ, решил бы, там двойня. Еще бы, есть в кого… Твой Пол — здоровый бычара!
Меня коробило, когда он так говорил, но по-другому отец не умел. Пол ему нравился, даже несмотря на то, что произошло. Впрочем, никто не знал того, что произошло…
Я взяла отцовскую крепкую руку хирурга и повела его в свою комнату.
— Куда ты меня тащишь?
— Сейчас я тебе кое-что покажу.
Отпустив его, я взяла со стола перевернутый лист и, держа двумя пальцами, обернулась к отцу:
— Смотри!
Возникшая за его плечом мама вскрикнула:
— Ох ты! Как живой!
Отец скептически покосился на нее и спросил:
— А почему он с тростью? Ни разу не видел его с тростью.
— Это я придумала.
— Ой, Томка, — тем же тоном произнесла мама, — как здорово!
— Хорошо получилось, — наконец одобрил отец. — Я не знал, что ты снова рисуешь.
— Я и сама не знала. У меня долго не получалось.
Мама убежденно заявила:
— Это хорошо, что ты начала рисовать. Раньше я почему-то боялась этого.
Отец хмыкнул:
— Так боялась, что всю спальню твоими работами облепила. Эту ты, конечно, у себя повесишь? — и как бы между прочим спросил: — Когда ему сообщишь?
Мы выясняли это уже раз сто, но отец то и дело возобновлял разговор. Наверное, надеялся, что я передумаю.
— После родов. Пап, да уже неделя осталась, не больше!
— Да знаю я, — махнул он рукой. — Не хуже твоего считать умею. Да и живот у тебя совсем опустился… Давайте садиться! Кого ждем? Водочки хочется, я сегодня не за рулем. Твой англичанин глоточками пьет…
— У них так принято.
— Просто они пить не умеют! Так мы кого-то ждем?
— Юра обещал прийти. Он мне так помогает! Вчера картошки опять притащил… Да не смотри ты так! Вы его знаете. Бояринов.
Мама сразу оживилась:
— А, тот артист? Гамлет? Ты у него еще собаку выгуливала?
— Дурью маялась! — хмыкнул отец. — Нашла работу… Скажи спасибо, что я твою трудовую пристроил, а то без декретных осталась бы…
— Спасибо.
Он даже смутился:
— Да ты что?! Я же просто так сказал… Что там в Англии пьют перед едой?
— Херес. У меня нет.
— Ничего, твой человек-пол привезет целый ящик, когда узнает…
Мама умоляюще спросила, подергиваниями поправляя скатерть:
— Ты нам когда-нибудь расскажешь, что у вас произошло? Ну не могу я поверить, что он просто бросил тебя и все! Я в жизни не видела, чтобы из кого-нибудь так любовь сочилась, как из твоего Пола!
Отец заметил в пространство:
— А уж ты повидала…
— Попридержи язык, — посоветовала мама. — Я с дочерью разговариваю.
— Дочь, отвечай матери, — потребовал он. — Мне тоже интересно.
— Я… Я…
Короткий звонок освободил меня от ответа. Вскрикнув: "Это Юра!", я бросилась к двери, но, открыв ее, чуть не убежала назад. Не переступая порога, Рита протянула букет роз.
— Можно?
— Конечно.
Мой голос прозвучал так незнакомо, будто мы обе погружались в бездну океана, то ли пытаясь утопить друг друга, то ли спасая. Темные пятна волновались перед глазами, выдавливая их. Сняв плащ, Рита расправила перед зеркалом плечи, провела пальцем по подбородку. Я настороженно вбирала каждый ее жест, хотя она вела себя точно так же, как всегда.
— Что ты так смотришь? Боишься? — ее голос легко прорезал водную преграду.
Рита была сильной женщиной. По-настоящему сильной, ведь она смогла пережить отсутствие и любви, и таланта. Желая уберечь себя от грядущих ударов судьбы, она так прочно заковалась в стальные доспехи, что просто не успела их снять, пока Пол находился здесь. Ей впервые захотелось этого, а времени не хватило…
— Чего мне бояться? — я удивилась тому, как ослабел шум в голове.
— Ну! — она вскинула подбородок. — Ты же всегда чего-то боялась!
— С Полом мне нечего бояться.
У нее страшно передернулось лицо, а глаза стали огромными и будто слепыми — она смотрела сквозь меня.
— Пол здесь? Он приехал? — отрывисто спросила она.
Я положила руку на живот:
— Он во мне.
Еще несколько мгновений Рита глядела так же слепо, затем прищурилась, сведя густые ресницы черными острыми стрелами.
— Ах, в тебе! Решила, что заполучила его, да?
Она шагнула ко мне, и я непроизвольно выставила вперед ее букет. Рита перевела взгляд на цветы и сказала:
— В английской литературе розой называли мужчину. В их языке она — среднего рода. Офелия сравнивала с розой Гамлета. Ты это знала?
Не позволив мне ответить, она продолжила:
— А ведь он ничем не походил на розу. Не слишком красивый и толстоватый… Все женщины глупеют от любви. Да и мужчины тоже, иначе Пол не влюбился бы в тебя…
Все еще держа перед собой букет, я другой рукой нащупала чугунную подкову на массивной подставке, что стояла на столике у зеркала. Когда-то моя сентиментальная мама подарила ее нам со Славой — "на счастье!" Тогда подкова не особенно мне помогла, но сейчас… Если сжать ее покрепче, размахнуться как следует и припечатать Рите в висок…