Гринвичский меридиан
Шрифт:
— У нее короткие волосы, как у тебя, Эйлин. Только черные. Она такая же худенькая, как Салли. И высокая, как ты, Кей, — он засмеялся и добавил: — И она совсем не знает английского языка!
— Вот это да! — поразился Майк. — А я-то думал, все в мире говорят по-английски.
Пол согласно кивнул:
— Наверное, все. Кроме нее. Да нет, конечно, это преувеличение. В России наш язык изучают только самые молодые. Пожилым он ни к чему, им все равно уже никогда не побывать за границей. Россия будет выбираться из нищеты еще много-много лет.
Но судьба всей страны сейчас не очень их интересовала. Майк настойчиво вернул его к прежнему разговору.
— Мистер Бартон, а ваша царевна… Она… — мальчик не решился сказать "пожилая". — Она не молодая? Сколько ей лет?
— Вообще-то о возрасте дам джентльмены не спрашивают, — сурово напомнил Бартон, но лицо мальчика так отчаянно вспыхнуло, что он смягчился. — Но ей так мало лет, что еще можно говорить. Завтра ей исполняется двадцать три. Я везу ей в подарок розы из своего сада.
Салли растерянно переспросила:
— Двадцать три? Но ведь это… как моей сестре.
Все они уставились на учителя в замешательстве, и Пол невольно смутился.
— Что, слишком молодая для такого старого джентльмена? — усмехнулся он.
Майк серьезно спросил:
— Мистер Бартон, а вам не будет с ней скучно? Сестра у Салли — такая пешка!
— Майк! — изумленно одернул Пол, а девочка взвилась и начала обзывать обидчика всеми известными ей грубыми словами.
— Вот правильно, — одобрил Бартон. — Покажите русским, как хорошо воспитаны английские дети.
Салли тут же затихла и затравленно оглядела пассажиров. Решив не читать нравоучений, Пол сказал:
— Скучно мне с ней не было, Майк. Мне и с вами не скучно, а ведь вы куда моложе!
— Это классно! — с преувеличенным воодушевлением отозвался мальчик. — Вы познакомите нас с ней?
— О! Конечно. Может быть, мы полетим назад все вместе…
Он повторял эти слова, шагая по улицам ее города с розами в руках, немного опьяневший от аромата цветущих яблонь. "Девочка моя, — Пол то и дело останавливался, цепенея от нежности. — Вот я и приехал… Господи, как же мне страшно!" Ему никак не удавалось придумать, что сказать в свое оправдание. Хотя их расставание предполагало, что это ей придется оправдываться, но ему-то было известно, кто виноват во всем на самом деле.
Оказавшись в центре, Пол все искал глазами Красный замок и никак не мог понять: то ли деревья так выросли с тех пор, то ли он вообще все перепутал, потому что замка нигде не было видно. Беспокойство погнало его к площади, где тот стоял. Едва ли не бегом Пол добрался до улицы, соединявшей замок и больницу, где он чуть не умер, и остолбенел. Замка не было. На его месте виднелись какие-то руины, с трудом различимого красного цвета.
Забыв о приличиях, Пол схватил за руку проходившую мимо женщину в шелковом цветастом платье:
— Простите, — ему потребовалось сделать над собой усилие, чтобы заговорить по-русски, — здесь было большое красное здание. Что случилось?
— Рухнуло, — безразлично отозвалась она.
— Как это — рухнуло? Что это значит?
Она участливо вздохнула:
— Ох ты, бог ты мой! Не понимаешь? Упало, ясно? Бац-бац трещинами пошло и развалилось.
— Когда?
— Да по осени, вроде, — с трудом припомнила женщина.
— Были… как это? Убитые?
Она с испугом перекрестилась:
— Не, Бог миловал. Никого не нашли.
— Спасибо, — сказал Пол и быстро отошел от нее.
"Режиссер погиб, — думал он и не ощущал никакого ликования. — То, что никого не обнаружили, еще ничего не значит. Он все равно погиб. Ему просто незачем было жить, ведь он решил, что добил меня. Что я не вернусь в Россию. Это и была бы смерть. Несколько месяцев я был мертв, а теперь пытаюсь воскреснуть. Получится ли?"
Забывшись, он так стиснул колючие стебли, что на пальцах выступила кровь. Пол тщательно отер ее платком и еще раз оглянулся на кирпичные развалины. Прошла зима, отшумела весна, а их никто и не думал разгребать. "Они их просто не замечают, — догадался Пол. — Поразительная страна…"
Повернув за угол, Бартон едва не свалился в свежевырытую канаву, над которой безмолвно завис ковш экскаватора. Пол взглянул на часы: неужели рабочий день у них заканчивается в начале четвертого? Или это поздний обед?
Опасаясь за время пути растратить на мелочи то состояние радостного волнения, что было в нем, Пол ускорил шаг, и только в полумраке арки ее дома остановился, перевел дыхание и расправил букет. Розы выглядели уже не такими свежими, как в то утро, когда он срезал их, но сохранились довольно хорошо. "Они ей понравятся, — пообещал он себе. — Если, конечно, она вообще пустит меня на порог…"
Пол шагнул было в солнечную заводь двора и тут же отшатнулся. От яркого света потемнело в глазах. Нет, не от света Пол застыл, боясь продохнуть, потому что сердце его должно было разорваться от того, что он увидел, да почему-то медлило. Он услышал далекий оклик: "Пол!" или ему просто почудилось? Какое дело было до него той прекрасной, беременной женщине, что уезжала с другим мужчиной?
— Я опоздал, — произнес он вслух по-русски, и тонкий, противный всхлип вырвался у него из горла.
Пол пережал его рукой и, спотыкаясь, побрел в обратную сторону. За эти месяцы он не сошел с ума и не спился потому, что был совершенно уверен: стоит ему разобраться с собой и вернуться, как перед ним распахнется такая бездна радости, какой не познать до конца жизни. Если Пол и предупреждал себя, что его могут и на порог не пустить, то — не всерьез. Так стращал, как беспомощные матери пугают малышей "чужим дядей". Он убедил себя в том, что надо отвязаться от Режиссера, чтобы вернуться к ней цельным и чистым. Но вот Режиссера как будто бы не было, и Пол снова оказался в России, а его звезда за это время удалилась на столько парсеков, что было уже не достать.