Гроб с двойным дном
Шрифт:
— Надо осмотреть на всякий случай весь поезд… — задумчиво произнес Путилин.
Мы обошли все вагоны. Не было ни одного уголка, который не был бы осмотрен нами.
Увы, поезд был пуст, совершенно пуст!
Мы прошли всем дебаркадером. Всюду стояли жандармы, оберегая выходы и входы.
У каждого вагона находились опытные агенты, мимо которых должны были пройти пассажиры.
— У дверей третьего класса в момент выпуска публики будет стоять X. О, он молодчина! Он не пропустит ни одного подозрительного
Мы вернулись в зал первого класса.
Тут было не особенно много пассажиров. Мой друг зорко всматривался в лица мужчин и женщин, одетых по-дорожному, с традиционными сумками через плечо.
Особенное внимание привлекал высокий рыжий господин с огромными бакенбардами, с чемоданом в руках.
Это был тип англичанина-туриста.
— Пора выпускать публику садиться в вагоны! — незаметно шепнул начальник станции.
— Выпускайте! — также тихо ответил Путилин.
Путилин встал у выходных дверей, не спуская пристальною взора с выходящих пассажиров. Прошел один, другой, третья…
— Скажите, пожалуйста, который час? — по-английски обратился Путилин к высокому рыжему джентльмену.
Тот удивленно вскинул на него глазами.
— Виноват, я не понимаю, что вы говорите! — холодно бросил он.
Пассажиров больше не оставалось.
Дверь была моментально заперта на замок и отдан был приказ выпускать «с осмотрительностью».
Публика почти вся уже расселась по вагонам.
— Его нет! — на ходу бросил Путилину X, дождавшийся выпуска последнего пассажира из зала третьего класса.
— Садитесь при последнем звонке в вагон первого класса, там — рыжий господин с черным большим чемоданом. Не спускайте с него глаз. Следуйте по пятам. Мы будем обмениваться депешами, — тихо проговорил Путилин.
Поезд был наполнен.
Под предлогом, что кем-то из пассажиров обронен ридикюль с ценными вещами, агенты, кондукторы и жандармы вновь самым тщательным образом обшарили весь поезд. Путилин, якобы муж потерявшей ридикюль дамы, сопровождал их.
Результат был тот же: Домбровского в поезде не было, если только рыжий… До отхода поезда оставалось около девяти минут.
Когда Путилин, с довольной усмешкой обследовав все вагоны, выходил из последнего, своды дебаркадера огласились звуками стройного похоронного пения. Четыре здоровенных факельщика несли большой гроб лилового бархата.
Он в их руках мерно и тихо колыхался.
За гробом шла женщина в трауре, горько, безутешно рыдавшая. Ее истеричный плач, полный тоски, ужаса глухо раздавался под сводами вокзала.
Следом шли певчие, в кафтанах с позументами.
— Куда, в какой вагон вносить? — спросили начальника станции двое черных факельщиков, несших гроб.
— Да вот прямо — в траурный, не видите разве? — недовольно буркнул начальник станции. — Точно в первый раз.
Гроб
Путилин, человек в высокой степени религиозный, стоял у печального вагона без шляпы на голове.
Чувствительный и добрый, как все талантливые, благородные люди, он с искренним соболезнованием обратился к даме в трауре.
— Простите, сударыня… Вы так убиваетесь… Кого вы потеряли?
И Путилин указал на гроб, вносимый в траурный вагон. Прелестные, заплаканные глаза молодой женщины посмотрели сквозь черный креп на Путилина.
— Мужа… Я потеряла мужа, моего дорогого мужа.
Она заломила в отчаянии руки и, поддерживаемая каким-то почтенным седым господином, вошла в вагон 1-го класса.
— Третий звонок, — отдал приказ начальник станции.
— «Со святыми упоко-о-ой»… — грянули певчие под звуки станционного дребезжащего колокола.
Поезд стал медленно отходить.
Глава III. Исчезнувший покойник
Я еще никогда не видел моего друга в таком странном состоянии духа, как тогда, когда мы возвращались в карете с вокзала. Моментами — он казался темнее тучи; моментами — лицо его освещалось довольной улыбкой.
Он не проронил ни слова.
Только тогда, когда карета свернула в какой-то переулок неподалеку от управления сыскной полиции, он обратился ко мне:
— Сегодняшний вечер и сегодняшняя ночь должны кое-что выяснить. Если ты хочешь присутствовать при всех перипетиях моей решительной борьбы с этим дьяволом, то приезжай часов в семь ко мне в управление. Я ожидаю важные донесения.
Сделав несколько визитов по больным, наскоро переодевшись и закусив, я ровно в семь часов входил в служебный кабинет моего друга.
— Ну, что?
— Пока ничего… — сумрачно ответил Путилин.
Мы стали беседовать о некоторых случаях из криминальной хроники Парижа.
— Депеша! — вытянулся курьер перед Путилиным. Путилин нервно вскрыл ее.
— Проклятие! — вырвалось у него.
«Мы напали на ложный след. Черный чемодан не принадлежи! Домбровскому. Жду ваших распоряжений», — стояло в телеграмме.
Путилин черкнул на листе бумаги:
«Следуйте дальше, вплоть до Москвы».
Беседа о некоторых чудесах антропологии прервалась.
Путилин сидел в глубокой задумчивости. Вдруг он вскочил с места и как исступленный забегал по кабинету.
— Дурак! болван! старый осел! прозевал! прозевал! — вырвалось у него.
Он, казалось, готов был вырвать все свои волосы. Он — мой дорогой, уравновешенный друг — был прямо страшен. Я невольно вскочил и бросился к нему.
— Ради Бога, что с тобой?! Что случилось?
— Случилось то, что мы с тобой, действительно, проводили Домбровского. Я даже с ним, представь, раскланялся.