Гробница Анубиса
Шрифт:
— Ты в мусульманской стране, Этти, — напомнил я, наполняя стаканы наших товарищей минералкой.
Братец проследил за моим взглядом и прикрыл свое украшение ладонью.
— Сними его, — сказал я.
Этти побледнел:
— Я не стану отрекаться от своей религии ради…
— Прошу тебя, — не уступал я.
— Да в чем дело, Морган? — запротестовал Ганс. — Мы же носим кресты, и ничего, никто нас не задирает!
— Столкновения между индусами и мусульманами, что ни год, приносят
— Мы же не в Индии, моя радость.
— Мы также и не в Палестине, однако если ты повесишь себе на шею звезду Давида, сомневаюсь, что тебе удастся пройти двести метров в целости и сохранности.
Этти сорвал с себя медальон, пробурчал сердито:
— Ну, и что теперь? Прикажешь выдавать себя за пакистанца?
Старец в традиционном одеянии безупречной белизны, спокойно уплетавший свой обед, сидя у него за спиной, оглянулся и учтиво приветствовал нас. Хотя мы говорили по-французски, он, видимо, прекрасно все понял.
— Ваши друзья правы, молодой человек. Путешествуя по здешним местам, лучше быть осторожным. Мы уже не в Каире. — Он заплатил по счету наличными и на прощание молвил: — Бог да пребудет с вами, дети мои.
Этти отозвался насмешливо:
— Зачем? Ему что, одному страшно?
Я по примеру своих спутников счел за благо сдержать улыбку из боязни, как бы дело не обернулось худо. Но старый египтянин расхохотался:
— С вашего позволения, я воспользуюсь этой остротой в одной из моих будущих книг.
Он похлопал моего братца по плечу и удалился, все еще смеясь.
Мы захватили свой кофе в купе, чтобы продолжить разговор, не опасаясь нескромных ушей. Усевшись на большую кровать, Гиацинт тут же вытащил из нашего багажа бумаги, анк и посох.
Мы в последний раз принялись перечитывать переводы текстов в надежде, что кого-нибудь озарит блистательная идея, когда Этти вдруг потребовал, чтобы все помолчали. А сам навострил уши; мы последовали его примеру.
Сначала я ничего особенного не слышал, потом различил легкий свист, дуновение, как если бы из воздушного шарика постепенно выходил воздух.
Брат побелел, на лбу заблестели бисеринки пота.
— Как можно осторожнее поднимите ноги и поставьте их на матрас. Очень медленно…
При виде его искаженного лица нам стало не по себе, и мы, хотя недоумевали, послушались, стараясь двигаться, подражая ему. Он же, широко раскрыв глаза, всматривался в пол. И вдруг мы увидели, как она выползает из-под кровати. Длинная змея, вся в черных блестящих чешуйках. Кассандра не смогла сдержать вскрика, зато Ганс, с видом проникновенного знатока склонив голову набок, тоном врача, обнаружившего у пациента насморк, изрек:
— Кобра. Поскольку она не приняла позу нападения,
Рептилия расправила кожаный мешок у себя на горле и поднялась на хвост, ее раздвоенный язык трепетал на расстоянии не более метра от нас.
— Гиацинт, — придушенно прошипел я, — чего вы ждете? Доставайте пистолет!
— А что я, по-вашему, пытаюсь сделать?
— Главное, не двигайтесь! — предупредил Этти.
Ганс громко сглотнул.
— Она плюется, да? — (Мой брат кивнул.) — Плохо дело…
— Я ее отвлеку, а ты схватишь!
— У меня есть выбор?
— Нет.
— Так и знал, что ты это скажешь.
Я в смятении переводил взгляд то на одного, то на другого. Что они нам готовят, эти двое? Что Ганс не боится змей, даже ядовитых, я знал, наше последнее путешествие доказало это, но между тогдашним опытом и нападением на плюющуюся кобру расстояние, как от Земли до Луны…
— Что вы делаете? — пролепетала Кассандра, увидев, что они медленно спускают ноги с кровати. — Да вы рехнулись!
Я знаком приказал ей молчать, и мы оторопело уставились на Этти, который, сжав кулак, принялся раскачивать его перед глазами кобры равномерным, спокойным, завораживающим движением.
Глядя, как они приближаются к змее, я ощутил, что сводит в животе.
— Что они делают? — зашептал Гиацинт.
— Это способ, каким заклинатели змей гипнотизируют кобр, — еле слышным голосом прошелестел я, с трудом веря в реальность спектакля, что разыгрывался перед нами. — Они же глухие, эти твари. Их не музыка пленяет, а покачивание флейты.
Теперь Этти приблизился к кобре вплотную, и она, медля с нападением, танцевала, следуя за коварными движениями его сжатого кулака. Когда Ганс рванулся вперед, змея чуть не укусила Этти за руку, но парень отшатнулся, и все началось сызнова.
— Ганс… — сквозь зубы поторопил его мой брат.
— Мне почти удалось, но она… не проявила чистосердечной готовности к сотрудничеству!
С ужасающей медлительностью братец подманит кобру поближе к полу, и тут Ганс вдруг схватил ее за голову. Кобра тотчас выплюнула свой яд, словно кто на пульверизатор нажал.
Кассандра дернулась, я рефлекторно закрыл лицо руками, но это было ни к чему. Ганс предусмотрительно повернул вниз ее голову с торчащими наружу зубами.
— У меня руки скользят! — внезапно вскрикнул парень в испуге. — Этти, она вырывается!
— Проклятие! — простонал брат, перехватывая змею, которая тотчас в бешенстве обвилась вокруг его предплечья. Я схватил принадлежавший Кассандре нож с тремя лезвиями, который все еще находился при мне, но Этти запротестовал: — Убери нож, Морган! Это животное на тебя не нападало.