Гробовое молчание
Шрифт:
— Вы хотите еще о чем-то расспросить меня, детектив?
— Да. Это касается дела, о котором мы не знали, когда говорили с вами в прошлый раз.
— И что же это?
Похоже, ему не очень-то хочется озвучивать свою мысль. И я уже вижу извинение в его взгляде.
— Дело касается вашей дочери. Лоры.
Упоминание о дочке — как сильный удар в грудь. Я не ожидала его, а потому даже покачнулась.
— Мне очень жаль, госпожа Фан, — говорит он, протягивая руку, чтобы поддержать меня. — Я знал, что это расстроит вас. Как вы? Может, вам присесть?
— Просто… — Я оцепенело
— Может, вам стоит поесть? Давайте я отведу вас куда-нибудь.
— Возможно, нам лучше поговорить в другой день.
— Мне нужно задать всего несколько вопросов. — Фрост умолкает. А затем тихо добавляет: — Я и сам еще не ужинал.
На мгновение его слова повисают в воздухе. Это пробный шар. Моя рука еще крепче сжимает рукоять сабли — это подсознательная реакция на ситуацию, чреватую неопределенностью. Во всякой опасности кроется благоприятная возможность. Фрост — полицейский, но я не вижу в нем ничего подозрительного. Всего-навсего внимательный мужчина с добрым лицом. И мне отчаянно хочется знать, почему он спрашивает о Лоре.
Я убираю Чжен И в ножны.
— На Береговой улице есть пельменная.
Фрост улыбается, и это невероятно сильно меняет его лицо. Теперь он кажется гораздо моложе.
— Я знаю это место.
— Я только надену плащ, и пойдем.
Мы бредем по улице под мелким весенним дождем, но тактично держимся на расстоянии друг от друга. Я взяла с собой Чжен И — сабля слишком ценна, чтобы оставлять ее в студии. К тому же она всегда защищала меня ото всех невидимых угроз. Даже в этот моросливый вечер китайский квартал многолюден — улицы переполнены гостями, желающими поужинать жареной уткой или рыбой, тушенной в имбирном соусе. Пока мы движемся по улице, я стараюсь сосредоточиться на том, что вокруг, на прохожих с незнакомыми лицами. Но разговорчивый и неудержимый детектив Фрост постоянно отвлекает меня.
— Это мое любимое место в Бостоне, — говорит он, разводя руки так, словно хочет обнять Чайна-таун и всех его жителей. — Здесь лучшая еда, лучшие рынки и самые интересные переулочки. Я всегда любил приходить сюда.
— Даже если приезжали взглянуть на мертвеца?
— Да нет, конечно, — отвечает он, грустно усмехаясь. — Но в этом районе есть нечто такое… Порой мне кажется, что здесь мне самое место. Словно бы я чисто случайно не родился китайцем.
— Ах, вот как. Вы считаете, что перевоплотились.
— Да. И стал типичным американцем из Южного Бостона. — Он смотрит на меня; его влажное лицо немного поблескивает. — Вы говорили, что приехали с Тайваня.
— Вы бывали там?
Он печально качает головой.
— Я путешествовал не так много, как хотелось бы. Правда, медовый месяц я провел во Франции.
— А чем занимается ваша жена?
Затянувшаяся пауза заставляет меня посмотреть в его сторону, и я вижу, что Фрост опустил голову.
— Учится в юридической школе, — тихо отвечает детектив. А через некоторое время добавляет: — Мы развелись. Прошлым летом.
— Мне очень жаль.
— Боюсь, год выдался не слишком удачным, — признается он, но потом вдруг вспоминает, кому говорит это. Женщине, потерявшей мужа и дочь. — Впрочем, жаловаться мне не на что.
—
Фрост смотрит на меня, и я замечаю боль в его глазах.
— И все-таки вы не вышли замуж во второй раз, госпожа Фан.
— Нет, не вышла.
— Хотя желающие наверняка были.
— Как можно заменить любовь всей своей жизни? — просто отвечаю я. — Джеймс — мой муж. И всегда будет моим мужем.
С минуту он переваривает это. А потом говорит:
— Я всегда думал, что любовь должна быть именно такой.
— Она и есть такая.
Его глаза неестественно вспыхивают, когда он смотрит на меня.
— Но лишь для некоторых из нас.
Мы подходим к пельменной с запотевшими от пара окнами. Фрост быстро шагает вперед, чтобы открыть мне дверь, и это джентльменское поведение кажется мне забавным, поскольку смертоносную саблю несу именно я. Тесный зал заведения переполнен, и лишь везение помогает нам занять последний свободный столик в уголке у окна. Я вешаю саблю на спинку стула и снимаю плащ. С кухни доносятся соблазнительные ароматы чеснока и паровых пельменей — аппетитные напоминания о том, что я не ела с самого завтрака. Из-за кухонных дверей выносят блюда, на которых поблескивают пельмени со свининой, креветками или рыбой; за соседним столом, постукивая палочками о тарелки, какое-то семейство так громко говорит на кантонском, что со стороны это кажется ссорой.
Просмотрев длинное меню, Фрост, похоже, приходит в замешательство.
— Может быть, вы закажете что-нибудь для нас обоих?
— Есть ли пища, которую вы не станете есть?
— Я съем все что угодно.
— Возможно, вам придется пожалеть об этих словах. Потому что мы, китайцы, в самом деле едим все.
Он с радостью принимает вызов.
— Удивите меня.
Когда официантка приносит блюдо с закусками — холодными медузами, куриными лапками и маринованными свиными ножками, — его палочки замирают над этим диковинным набором, но потом он все-таки откусывает кусочек от полупрозрачного свиного хряща. Я наблюдаю за тем, как его глаза округляются от восторга — он сделал открытие.
— Это потрясающе!
— Вы раньше никогда не пробовали их?
— Думаю, раньше я не был особенно смелым, — признается Фрост, вытирая с губ масло чили. — Зато сейчас пытаюсь измениться.
— Почему?
Он замирает в задумчивости; между его палочками зажат кусочек медузы.
— Думаю… думаю, я просто старею, понимаете? И начинаю осознавать, что на самом деле мало чего в жизни пробовал. А ведь осталось не так много времени, чтобы все успеть.
«Старею». Я не могу сдержать улыбки, потому что я почти на два десятилетия старше, чем он, и детектив наверняка считает меня старухой. Но при этом смотрит на меня совсем не так. Я замечаю, что Фрост разглядывает мое лицо, а когда я бросаю ответный взгляд, щеки детектива внезапно вспыхивают. Точно так же вел себя мой муж на нашем первом свидании, весенним вечером, занавешенным густым туманом, очень похожим на сегодняшний. «Ах, Джеймс, — думаю я, — мне кажется, этот молодой человек понравился бы тебе. Он совсем как ты».