Громов
Шрифт:
Кадетик, который это сотворил, мне рассказывал, что все обошлось. Его не выдали. Он ведь не один лестницу драил. Ну, выпала у кого-то тряпка случайно… попала подполковнику прямо на шею. Бывает…
Под знаменитой лестницей — маленькая дверь, через нее выходим во внутренний двор.
— Здесь находилась баскетбольная площадка, — осматривается Юрий Иванович. — Тут яма для прыжков. Там, где сейчас гаражи, был плац. Ровная, хорошо утрамбованная поколениями суворовцев земля.
Однажды я удрал в самоволку. Вот так — по плацу и через забор. Он у нас высокий, сплошной. Сбежали мы с Толиком Велиховым под видом футболистов. Они тут в свободное время всегда играли, засучив брюки и сняв
Возвращаемся тем же путем, в таком же виде, как будто в футбол играли. Не могли мы знать, что начальник политотдела подполковник Хомутов (политотдел располагался в этом вот эркере) стоял у окна и прекрасно видел все наши манипуляции. И вот, когда мы уже спокойно пересекали плац, уверенные, что все обошлось, открывается окно и разъяренный подполковник кричит на весь двор: «Ко мне! Наглецы! Немедленно!»
Притащил нас к начальнику училища, и генерал, никогда не отличавшийся особой строгостью, укоризненно прогудел: «Ну что же вы, суворовцы? Бесспорно… вас придется наказать!»
Меня смех разбирает. Нервный, видимо. Делаю вид, что кашляю. Короче, три по поведению. Два наряда вне очереди в выходные дни и месяц без увольнения.
Вообще-то у нас было много любителей сходить в самоволку. На эту тему наш суворовский поэт Юра Дмитриев даже стихи написал.
САМОВОЛКА
Эти громадные деревья, серебристые тополя, были тогда совершенно такими же. Это на нас время действует, они же несколько прошедших десятилетий просто не замечают.
Там, наверху, окна помещений, где находилась наша рота. На третьем этаже, начиная от этой водосточной трубы, была спальня на сто человек. Сто человек — это и есть наша 3-я рота. Здесь была пожарная лестница.
Обычно все шли в спальню по внутренней лестнице. А некоторые поднимались по пожарной на третий этаж и по тому карнизу (этажи не современные, по высоте получается на уровне пятого, навернешься, по частям придется собирать) шли к спальне и через окно залезали. Конечно, эти циркачи оказывались у цели раньше остальных. Но если увидит офицер, сами понимаете…
Были и легендарные личности. Один наш коллега сумел пройти этот путь на беговых коньках.
Зимой во дворе заливалась льдом площадка, там играли в хоккей и бегали на коньках. Этот скороход на спор, не снимая коньков, поднялся по пожарной лестнице, прошел по карнизу и оказался в спальне. Но не сразу… Ему должны были изнутри открыть окно. Зима все ж таки. Окна не только закрыты, но и заклеены. А ключи от спальни, как назло, кто-то из офицеров забрал. Пришлось рекордсмену какое-то время подождать (часика два), пока ключи не принесли.
Его, конечно, сурово наказали в назидание другим, но подвиг вошел в анналы кадетской доблести.
Пойдемте дальше. Вот тут были еще дополнительные трубы газовые, и по ним тоже любили лазить. Был один легендарный человек — Володя Дашевский, у него была кличка «Обезьяна». Он по этим трубам бегал! Бегом вдоль стен!
Здесь, от этого тополя и до ворот, довольно большое пространство. В этом месте суворовец Борис Громов установил рекорд училища, так и не побитый, кстати, по ходьбе на руках. Все честно замерено — 39 метров! Это тоже вошло в анналы.
Мы сейчас стоим на плацу. Наверное, не нужно объяснять, что тут каждая пядь земли полита потом и слезами. Строевая подготовка в Суворовском училище… Это может быть сравнимо только с муштровкой в кремлевской роте. Место великого труда.
Борис по строевой подготовке считался одним из первых. Но были у нас и настоящие виртуозы. Например, Володя Сологубов. Его проходы по плацу приходили смотреть, как тридцать два фуэте солистки Большого театра. О нем слагались легенды.
Кстати, строевая — это не только маршировка, но и внешний вид. У нас между ротами было соревнование — у кого стрелки на брюках острее. Вот так!
Помню, перед парадом 7 ноября (парадная форма и белые перчатки) мы с Борисом всю ночь не спали, чтобы парадные брюки не помялись и выглядеть лучше всех. Мы в эти брюки еще клинья вшили, расклешили да еще, чтобы лучше растянуть, вставили в штанины сиденье от стула и всю ночь держали.
Такая была тогда мода.
В шестидесятых пришло новое поветрие — стали брюки зауживать, делать дудочки — так это называлось. Ребята изощрялись. Были такие записные пижоны! Не только брюки перешивали, но и на гимнастерках складки делали, здесь, здесь и на спине. Когда выходили на парад, нельзя было не любоваться. Красавцы!
Командиры с этим боролись, конечно, но сильно подозреваю, что в душе этот суворовский форс им нравился, и потому борьба носила скорее формальный характер.
Вот картина. Главный пижон училища — Толя Велиховой возвращается из увольнения. Наш командир роты его останавливает:
— Суворовец Велиховой, что вы сделали с брюками?! Признавайтесь — они ушиты!
— Никак нет, товарищ полковник, нормальные брюки.
— Но я же вижу!
Командир приглашает ротного старшину и каптенармуса (каптеркой человек заведует, он-то уж знает дело до тонкости). Сняли с Велихового брюки, стали рассматривать швы. Однако Толик так зашил (на руках!), что они не могли отличить его шов от фабричного! Как ни бились, не сумели ничего доказать.
Кадетская привычка к аккуратности остается на всю жизнь. Я и сейчас каждое утро брюки глажу (только сам), и не выйду на улицу, пока не уверен, что все выглядит, как надо.
Нас всему учили, даже зубы чистить. Что такое Суворовское училище? Большая семья с жестким мужским воспитанием. И наши командиры в собственном доме бывали много реже, чем в училище. Они приходили к подъему и уходили, когда рота ложилась спать.
Главные предметы в Суворовском, конечно, огневая и строевая подготовка, ну и военное дело — по связи у нас была специализация.