Гроза 1940
Шрифт:
Роммель заскучал окончательно. Этот идиот столь старательно излагал передовицы «"Таймс"», что складывалось впечатление, будто все свои познания о политике родной империи он черпал только оттуда. Генерал отвлёкся на красоты великого Нила, оценил работу своей охраны, провёл взглядом по салону и наткнулся на насмешливый взгляд араба. Скользнул дальше, но вернулся и уже внимательно оглядел «"господина Абдулу"». Заметив заинтересованный взгляд, араб едва заметно кивнул. Генерал несколько раз перевёл взгляд с араба на англичанина, пока окончательно не убедился, что «"дрессированной обезьяной"» в этом дуэте является именно представитель
Игра прояснилась окончательно, все козыри брошены на стол. Тузы и шестёрки заняли подобающие им места. Англичане как всегда трижды перестраховались, боясь уронить свою великодержавность ниже только им одним известного уровня. Можно, конечно, обидеться, что к нему прислали пешек вместо ферзя, только какой в этом смысл. Главное, что он ждал от этой встречи, а именно, чтобы его предложения ушли дальше вверх, к людям которые действительно могут принимать решения, свершилось. Независимо от реакции «"сэра Джона"», который, надо признать, свою роль самодостаточного идиота исполнил очень хорошо. «"Господин Абдула"» недаром обозначил своё согласие. Нужно теперь сформулировать предварительные тезисы соглашения, а уж потом приступать к поиску компромисса с людьми, которые стоят за спиной этой делегации.
– Сэр Джон, я думаю, что достаточно излагать парадную витрину политики вашего кабинета. – Роммель прервал словоизлияния возмущенного англичанина. – Если вы, по прежнему, считаете что я оскорбил ваше правительство, то советую вам обратиться за разъяснениями к господину Черчиллю. А я слишком занятый человек, и не могу тратить своё время на бессмысленные споры.
Араб вновь едва заметно кивнул. Англичанин замолчал. Роммель достал свою записную книжку, где он конспективно записал предложения Паулюса и свои выводы, и ознакомил собеседников со своим видением проблем Африканской компании.
– Признавая что война между Рейхом и Британией зашла в тупик и потеряла свой смысл в связи с событиями на Восточном фронте, я предлагаю. Первое, объявить прекращение огня на Африканском театре боевых действий, что фактически уже произошло.
Британец достал свою записную книжку и начал записывать предложения командующего Африканским корпусом. Роммель подождал пока он закончит и продолжил.
– Второе, войска Африканского корпуса и их союзники оставляют Каир и передислоцируются в Александрию для последующей эвакуации в Европу. Третье, британская сторона предоставляет мне горючее для этой операции. – Глаза англичанина торжествующе заблестели, но Роммелю было безразлично, что он думает по этому поводу. – А также запасные части для ремонта техники.
– Послушайте генерал! – Подал голос британец. – Но где мы возьмём детали германского производства.
– Не представляйте себя большим идиотом, чем вы являетесь. – Рассмеялся Роммель, ему надоело щадить самолюбие англичанина. – И не делайте вид, будто вам неизвестно, что большая часть нашей техники – английская и американская, доставшаяся нам в качестве трофеев от ваших воинственных генералов.
Араб усмехался уже в открытую, не скрывая своего отношения к происходящему диалогу.
– И наконец четвёртое. – Роммель отложил блокнот. – Британская сторона обеспечивает нашу эвакуацию из северной Африки в Италию, желательно в Геную или Триест, или в Хорватию, например в Риеку, что для нас предпочтительнее.
– А если наше правительство не согласится с вашими предложениями? – Сэр Джон решил оставить последнее слово за собой.
– Тогда мы немного повоюем здесь. – Ответил
Роммель встал, давая понять, что разговор закончен. Тотчас из–за ближайшего бронетранспортёра выскочил командир охраны, судя по всему ожидавший этого движения командующего. Роммель оправил китель и решительно шагнул к двери. Он сделал всё от него зависящее, оставалось ждать реакции британского правительства.
20 июня
окрестности Варшавы
Даже самая лучшая цейсовская оптика не может сократить расстояния. Может только создать видимость близости. Вот и сейчас оставшиеся полтора километра до окраин Варшавы легко уменьшить с помощью линз, но невероятно трудно пройти под огнём русской артиллерии. Вжимающихся в неровности почвы солдат легко понять. Когда по тебе гвоздят несколько артиллерийских полков, почему–то не думается о величии рейха, а всё больше о своей ничтожной жизни.
Генерал Зейдлиц оторвался от бинокля. Кажется, эта авантюра пришла к своему логическому концу. Впрочем, ничего другого он и не ожидал с самого начала этого прорыва. Выступать против кадровых советских дивизий со всяким сбродом, гордо носящим название корпусной группы, несомненно, почётно для славы Рейха, но смертельно опасно для всех в нём участвующих. Только желающий оправдаться после разгрома в Прибалтике Манштейн смог согласится возглавить этот рейд.
Хотя, где он этот Манштейн? Командующий корпусной группой «"Манштейн"» не отзывается уже со вчерашнего вечера, когда он отдал этот смертоубийственный приказ на прорыв к бывшей польской столице.
Зейдлиц повернулся и пошёл вниз к подножию холма. Он увидел всё, что хотел. Их, несомненно, ждали. Приготовить такую оборону даже за пару дней, попросту, невозможно. Значит русские ожидали их прорыв и успели великолепно приготовиться. Что в очередной раз подтверждает предупреждение командиру об абсурдности его, Манштейна, плана. Он хорошо помнит скандал, который командир корпуса закатил командиру своей самой боеспособной дивизии, после оглашения плана операции.
Тогда Зейдлиц заметил, что наступать с необеспеченным северным флангом «"смерти подобно"», не считать же прикрытием только воды реки, даже если это Висла. Все эти местные ополчения и полицейские батальоны хороши при охране тылов, но совершенно не пригодны при атаке любой кадровой части, которая их пройдёт насквозь и не заметит. Тогда в жёстком споре с назначенным командиром корпуса генералом Манштейном он позволил себе разозлиться. И его вопрос о том, что они будут делать, когда русские ударят им в открытый левый фланг, вызвал у командира корпуса откровенную злость. А получив ответ на свой вопрос генерал Зейдлиц вначале удивился, потом разозлился, а вслед этим чувствам ему стало просто страшно. И он, уже не считая себя обязанным сдерживаться требованиями субординации, задал вопрос, который терзал всех офицеров вновь созданного корпуса:
– А что мы будем делать когда русские, всё–таки, ударят нам во фланг? Придумывать ещё одну танковую армию?
Столь жестокий намёк на обстоятельства прощения Гитлером опального генерала и вызвал у Манштейна ненависть к своему подчинённому, неконтролируемую и плохо скрываемую. Впрочем самому Зейдлицу было абсолютно безразлично, что о нём думает его командование. Он хорошо помнил, как в былые времена, многие из его доблестных предков оказывались правы, отстаивая своё мнение, не совпадающие с приказами не только генералов, но и королей и императоров.