Гроза на Шпрее
Шрифт:
— Гм… я должен над этим подумать. Обстановка здесь очень сложна, не забывайте о так называемом гамбургском пролетариате. Социал-демократы постепенно левеют, а коммунисты накапливают силы. Они слишком сообразительны, чтобы не понять причин близорукости английской администрации.
— А такой стимул, как сокращение безработицы в связи с расширением работ на верфях?
— Да, на этом можно сыграть. У нас есть свои люди среди социал-демократов… Условимся так: через неделю я буду в Берлине и дам Думбрайту окончательный ответ… А теперь, когда с делами покончено, я бы попросил вас разделить со мной скромный холостяцкий ужин.
Стол, накрытый в смежной комнате, можно было назвать роскошным: тарелка с заливной рыбой, обложенной тоненькими ломтиками лимона, на длинном блюде поблескивал жирной шкуркой копченый угорь, вокруг стояло множество закусок, а две бутылки вина терялись на квадратной белой поверхности.
— Рекомендую: местные деликатесы! — не без гордости заявил Лестер. — По возможности стараюсь обходиться без консервов. У меня свои поставщики среди рыбаков. Может, не столь изысканно, зато полезно. И вкусно, — он разрезал угря пополам и половинку положил на тарелку гостя. Аппетитный аромат копченостей защекотал ноздри.
— Правда, очень вкусно, — похвалил Григорий. — Просто тает во рту. Давно не ел ничего подобного.
— Пробавляемся консервированными изделиями дядюшки Сэма?
— Приходится.
— Меня удивляет американская неприхотливость: изо дня в день бобы в томате, яичница с беконом, какая-то жвачка, называемая колбасным фаршем. Брр, какая мерзость! Мы, англичане, предпочитаем натуральные продукты. То же самое, как ткани из настоящего хлопка, льна и шерсти. Я, конечно, не навязываю вам свой тост, но поднимаю бокал за добрые традиции доброй старой Англии.
— За все добрые традиции и мир между народами!
— Мир? Вы действительно в него верите?
— Я верю в здравый человеческий разум, — уклонился от прямого ответа Григорий. — Вот мы, вчерашние враги, сегодня сидим и мирно беседуем. Надеюсь, так же будет и завтра.
— Если ваши соотечественники не окажутся под влиянием русских, а здесь, в Гамбурге, намечается такая тенденция.
— Представляю, в каких сложных условиях вам приходится работать. Вооруженное восстание двадцать третьего года, наверно, живо еще в памяти многих. Этот опыт нельзя сбрасывать со счетов.
— Столкновений много. К счастью, местные социал-демократы все спорят между собой. Мы всячески способствуем этому, используя своего человека, одного из лидеров левого крыла.
— Платный агент?
— Не совсем так, вернее, работает не только за деньги. Держим его на поводке страха. В прошлом году на него налетела банда грабителей, забрала деньги, принадлежащие ферейну «Урожай» и собранные на приобретение огородных семян. Он обратился со своей бедой в нашу комендатуру. Мы тут же сделали вид, что нашли воров, и вернули ему полностью всю сумму, якобы отобранную у грабителей, взяв, конечно, расписку: «Такого-то числа, такой-то одолжил принадлежащие ему столько-то тысяч марок». Что было дальше, вы и сами догадываетесь. Теперь он полностью в наших руках.
Лестер, рассказывая это как веселый анекдот, то прихлебывал вино, то попыхивал трубкой — счастливый потребитель натуральных продуктов, будущий обладатель толстого пакета акций, джентльмен с головы до пят, только что пивший за добрые традиции старой Англии.
Молодая служанка, а может, и не только служанка, бесшумно ступая, принесла на подносе горячее. Григорий сразу поднялся.
— Большое спасибо за гостеприимство, сэр Лестер! К сожалению, должен идти!
— И совершите подлинное преступление. Взгляните на эти бифштексы! От них идет пар, они истекают соком… Неужто не соблазнитесь?
— Потому и бегу, чтобы не соблазниться. Ибо визит, который я должен нанести, не из приятных.
— Тем больше оснований его отложить.
— У меня времени в обрез. Хочу уехать завтра.
На море, очевидно, разыгрался настоящий шторм. Даже здесь, в ста километрах от побережья, чувствовалось его могучее дыхание. Ветер налетал с бешеной силой, вылизывал опустевшие улицы, наваливался на здания, словно хотел довершить разрушения, нанесенные людьми.
В ранних сумерках город напоминал освежеванного зверя. Вот — голова, здесь — растерзанное туловище, а в конце Аусен-Альстера, словно длинный хвост, вытянулся мост, тоже напоминающий оторванную часть огромного изувеченного тела.
Григорий сделал несколько шагов в сторону гостиницы «Атлантик», в которой остановился. Сильный порыв норд-оста сразу перехватил дыхание, резанул по лицу. Машинально повернувшись к ветру спиной, Григорий зашагал в противоположную сторону, наобум минуя перекрестки, пересекая лысины площадей, зиявшие там, где когда-то высились дома. В стороне, наверно, в порту, стали выбивать склянки. Звуки то затихали, то расплывались над улицей, похожие на жалобные стенанья. И все же это был голос жизни. Григорий почувствовал себя не так одиноко. Случалось и раньше, что на него внезапно обрушивалась тоска — нестерпимой становилась среда, в которой приходилось жить и работать. Сегодня в этом незнакомом, но славном своей историей городе, он ощущал ее особенно остро. Хотелось побыть среди людей, обычных, простых, чьими руками создано все вокруг, среди тех, кто, может, еще помнит Тельмана, вооруженное восстание двадцать третьего года.
Погруженный в свои мысли, Григорий совершенно потерял ориентацию и неожиданно вышел к тому мосту, который раньше бросился ему в глаза. Ну, что же — мост как мост. Внизу тускло поблескивала вода. Сверху не было видно, как морщится и вздымается ее поверхность. Зато близость моря была еще ощутимее. Более чем за сто километров ветер приносил его запахи, оседал на губах солоноватым привкусом. Чертов норд-ост! Он толкал в спину с такой силой, словно хотел смести чудака, осмелившегося ступить на мост в такую погоду. Собственное тело казалось Григорию легким, как перышко, и столь же беспомощным под могучими ударами ветра. Гончаренко, как мог, ускорял шаг, но ветер подгонял его и подгонял и, казалось, продувал насквозь не только одежду, но и его самого. Когда Григорий ступил на левый берег, его всего трясло, зуб на зуб не попадал. К счастью, в конце первого же квартала неизвестной ему улицы он наткнулся на пивной бар.
Рванув дверь, Григорий прислонился спиной к косяку, стараясь отдышаться и преодолеть озноб. Головы большинства присутствующих повернулись к нему. Доброжелательно насмешливые, сочувствующие и просто любопытные взгляды.
— Эй, Эмма! Спасай еще одного потерпевшего, бурей прибитого к твоему «Счастливому берегу», — крикнул коренастый парень с такими светлыми волосами, что они казались седыми, и весело подмигнул Григорию одним глазом.
— Как раз согреешь этим пойлом, — донесся голос из дальнего угла зала.