Гроза на Шпрее
Шрифт:
— О, пустяки! В твои годы я тоже всегда куда-то торопился, и это часто приводило к маленьким недоразумениям между мной и родителями. Но маленькие неприятности недолговечны. В памяти остаются не они, а сладкие минуты примирения, когда особенно остро ощущаешь тепло родного дома, единственного надежного пристанища, где тебя любят и понимают. А теперь… фрау Берта, вы разрешите? — Григорий глазами показал на подарки.
— Оставим это на потом… Ганс, можешь идти! Скажи бабушке, чтоб накрывала в столовой, мы сейчас придем.
Когда мальчик вышел, Берта насмешливо заметила:
— Все сказанное Гансу, очевидно, прежде всего адресовано мне.
— Упаси бог! Я бы никогда не решился на такое. Как и большинство подростков его возраста, мальчик очень ранимый, и мне захотелось его ободрить. Только и всего.
Фрау Берта явно собиралась возобновить прерванный разговор, но Григорий решительно поднялся:
— К сожалению, я должен идти, иначе не уеду сегодня из Гамбурга. Но, надеюсь, мы вскоре встретимся в Берлине и закончим наш спор, придя к обоюдному согласию. Вы ведь недолго будете гостить у родителей?
— Вы только что сами назвали отчий дом единственным в мире надежным пристанищем. Нет, я пока не думаю об отъезде.
— Вашего мужа это, наверно, огорчит. Тем более, что последнее время он чувствует себя не совсем хорошо: похудел, стал раздражителен. В таких случаях присутствие близкого человека…
— Вам не кажется, герр Шульц, что вы преувеличиваете свои полномочия? — недобрая усмешка промелькнула на губах Берты и сразу погасла, словно ее пригасил ледяной блеск глаз, вскинутых на Григория. — Вы только что передали мне письмо, я его прочитала. В нем с исчерпывающей ясностью сказано все.
— Извините, вы правы. В свое оправдание скажу одно: ваш вопрос о деле Лютца, заданный случайно, из простого любопытства, вывел меня из равновесия.
— Лютц? Не понимаю… При чем тут Лютц?
Не ответив, Григорий приоткрыл дверь кабинета и немного отстранился, пропуская Берту вперед. Но она вдруг остановилась, ожидая ответа на свой вопрос.
— Я дружил с Карлом. Вернувшись на родину, попытался его разыскать. Только попытался, потому что действовал без должной настойчивости. А время шло, какие-то мерзавцы уже смазывали свои пистолеты. И некому было его предостеречь. Он был слишком доверчивым и простодушным человеком, потому и попал в ловушку.
— Предостеречь? От кого? Аноним, враг-невидимка… рука, которую невозможно остановить, потому что не знаешь, откуда она протянется!
Берта говорила и говорила в каком-то лихорадочном порыве, словно слова Григория о его дружбе с Лютцем сняли с нее обет молчания.
— Берта, зови же гостя к столу! — раздался голос фрау Гедлер из глубины столовой.
— О, да, да, прошу вас, герр Шульц! — поспешно, даже несколько заискивающе подхватила Берта приглашение матери.
Григорию пришлось задержаться еще на несколько минут, чтобы познакомиться с хозяйкой дома, поблагодарить за гостеприимство и пожалеть о том, что не может воспользоваться случаем и провести хоть полчаса в таком приятном обществе.
Дом Гедлеров он покинул с чувством облегчения и одновременно с неосознанным недовольством самим собой. Может, вообще надо было избежать разговора о Лютце? Фрау Нунке примчалась сюда, гонимая страхом, пусть хоть этим искупит свою вину перед Карлом! Ибо неизвестность — это худшая из пыток…
Фигура мальчика, неожиданно вынырнувшая из ворот, прервала эти раздумья.
— Ганс? Ты что, ждешь дедушку?
— Нет, герр Шульц, вас. Я думал…
— Хочешь что-то передать отцу?
Мальчик опять весь залился краской, как тогда в комнате.
— Я хотел извиниться, что назвался чужим именем и объяснить…
— Погоди, погоди, я что-то ничего не понимаю. О каком имени идет речь?
— Вилли Шуббе, помните? — в округлившихся светлых глазах мальчика застыло напряженное ожидание, Григорий даже смутился от того, что не в силах что-либо вспомнить.
— Да, да, кажется, припоминаю…
— Вы еще отвезли меня в машине и вообще…
— Ты ехал в Каров? — быстро спросил Гончаренко и почувствовал, как болезненно сжимается его сердце.
— Да, вы еще поинтересовались, хватит ли у меня на билет.
— Ну, и видик у тебя был тогда! Не удивительно, что я не узнал… Нашел своего друга?
— Нашел… в тот день нашел, — прошептал Ганс, и глаза его заполнились слезами.
— Ты можешь мне сказать его имя? — также шепотом спросил Григорий.
— Его звали Карлом. Карл Лютц, Карл Лютц… — дважды повторил Ганс, словно прислушиваясь к звучанию слов. Он ничего больше не прибавил и стоял потупясь — маленькое существо, которое уже соприкоснулось с непостижимым для него миром.
— Если б я тогда знал… Если б я тогда знал… Если б мне могло прийти в голову!
В светлых глазах мальчика засветилось удивление.
— Видишь ли, в чем дело, я долго его разыскивал, мы с ним когда-то дружили, и я все время его разыскивал…
Увидев своего пассажира, шофер такси развернул машину и остановил ее у края тротуара, напротив ворот.
— Можно я поеду с вами? — в вопросе звучала мольба.
— У твоей матери сегодня трудный день, побудь с ней! Да и я сейчас не смогу говорить. Ты не обижаешься?
Ганс отрицательно покачал головой:
— Я не обиделся, но мне грустно. Я ничего, ничего не понимаю, а посоветоваться не с кем. Мне показалось…
Григорий на миг прижал мальчика к себе.