Гроза на Шпрее
Шрифт:
— Обо мне не волнуйся. Сделаем так: заявление я на некоторое время спрячу. В случае чего, скажу, что поручил следить за тобой. Сучкову, например. Скажу, что счел написанное Гусевым клеветой, и поэтому решил сам все проверить. Гусеву заткну рот, скажу, что на днях его вызовет начальство. А тем временем, может, что и придумаю… Ты ж пока что…
Телефонный звонок прервал их разговор. Домантович снял трубку, кого-то выслушал, потом положил ее на рычаг.
— Сейчас сюда придет Шлитсен. Побыстрее убирайся да смотри не наскочи на него! Поговорим завтра.
Ночная тьма навалилась на Дымова, как огромная глыба земли. Лежа поверх одеяла, он ощущал сырость и даже ее терпкий запах. Так будет и тогда. Нет, не так. Душу его больше не будет терзать нестерпимая тоска о прошлом. И вообще ничего не будет. Мир исчезнет навсегда, словно его никогда и не было. Странно! Выходит, жизнь — это видения, которые для каждого человека рано или поздно исчезают. Тогда какая разница, как скоро это произойдет? И каким путем? Нет, только не попасть в руки шлитсенам! Хватит! Поизмывались! А эта гнида, Гусев, будет жить… будет жить, хотя нет у него за душой ничего святого… Он не мечтает о родной стране, о ее просторах, о небе, где даже звезды светят иначе. Он готов продать все за копейку. Ну, а ты сам? Тебя завлекли обманом и глупыми обещаниями. Когда появился в концлагере этот паршивый власовец и стал агитировать, ты и уши развесил. Только бы из лагеря вырваться, а там… Вот твое глупое «там». Получив оружие, мог уложить несколько человек, прицелиться и попасть в самого Власова, но тебе, видите ли, захотелось еще пожить. За свою шкуру испугался!
Дымов знает — эти раздумья ни к чему: он загнан в тупик. Опять же по собственной глупости. Но они промахнулись: выход есть. Вот он зажат в кулаке, теперь Дымов сам себе господин! Не подвластный ни Думбрайту, ни Шлитсену — и вообще никому.
Он садится, прислушивается к неясным ночным звукам, к тихому шелесту дождевых капель, стекающих по стене. Боже, неужели исчезнет и это?
Желание жить охватывает его с бешеной силой. Он вскакивает, опускает руку с ампулой в карман. Теперь он знает, что делать. Может, эта мысль зрела в нем подсознательно. А возможно, сама судьба толкнула его руку к коробке с ампулами, когда он работал в лаборатории.
Тьма в комнате, хоть глаз выколи. Дымов, стоя, ногой нащупывает мягкие туфли. Подносит к глазам кисть руки, всматривается в циферблат часов. Стрелки и цифры тускло поблескивают, но он никак не может отличить часовую от минутной, и только длинная секундная напоминает о движении времени. Да, да, время уходит… Надо идти!
Он осторожно приоткрыл дверь. Тихо. Сделал первый шаг, второй. В конце слабо освещенного коридора остановился перед боксом номер 24, прислушался: оттуда доносились равномерные вздохи с присвистом.
Дымов вошел в комнату, закрыл дверь и остановился. Подождал, пока глаза привыкнут к темноте. Подошел к кровати. Гусев спал на спине, высоко закинув голову. На бледном пятне лица — полуоткрытый рот. «Неужели я сделаю это?» — ужаснулся Дымов. Но рука действует, словно не управляемая его волей: сама прижимает к зубам ампулу, потом поджимает отвисшую нижнюю челюсть.
На следующий день, утром, Домантович подал рапорт, где значилось, что курсант Гусев покончил жизнь самоубийством, раскусив ампулу с цианистым калием.
Днем, встретив Дымова во дворе, Домантович спросил, кивнув в сторону барака:
— Твоя работа?
— Он же сам накинул мне на шею петлю… Оставалось только затянуть…
— Я же обещал, придумали бы что-нибудь…
— Сил уж не было больше терпеть, не было сил… Я же ампулу для себя… давно уже приготовил. А вышло… Ну, что говорить! — махнув рукой, Дымов побрел дальше.
Снова Лемке?
— Мистер Думбрайт неверно трактует наши отношения. Я бы сказал, слишком уж широко. Согласившись на обмен информацией, я, конечно, имел в виду тот круг вопросов, в решении которых мы одинаково заинтересованы, поскольку интересы его и моей страны совпадают. Остальное… — Артур Лестер пожал плечами и принялся набивать трубку душистым «Кепстеном», осторожно приминая табак большим пальцем.
Григорий поморщился. Вот уже в который раз, стоит им приблизиться к сути делового и конкретного предложения Думбрайта — и ритуал раскуривания трубки вновь прерывает разговор. Давно уже пора произнести «да» или категорическое «нет». Но Лестер тянет, уклоняется от прямого ответа, то ли не доверяя посланцу, то ли набивая себе цену.
— Я полностью понимаю и высоко оцениваю вашу позицию, сэр Лестер, — старается возобновить разговор Григорий. — Но не в данном случае. Ибо именно в этом вопросе интересы Америки и Англии совпадают. Гамбург — огромнейший морской порт. Каждая страна, имеющая торговый флот, заинтересована в том, чтобы он функционировал.
— Только как порт. Наши судостроители решительно протестуют против восстановления верфей. Согласитесь, нам самим выгоднее строить суда, избавившись от конкурентов.
— Но порт, где нельзя произвести текущий ремонт, наполовину утрачивает свое значение. Даже по Потсдамскому соглашению Германии разрешено строить суда малого тоннажа.
— Пхе, Потсдамское соглашение! То, что вчера имело смысл, сегодня его утратило. Вспомните речь Уинстона Черчилля в Фултоне.
— Мистер Думбрайт именно на нее и ссылается. Ведь в ней Черчилль прямо ставит вопрос о сколачивании военно-политических блоков, направленных против России и стран народной демократии. Вам, конечно, известно, что подготовка уже началась. Какую бы организационную форму ни приняло создание такого антикоммунистического блока, но на Германию, как среднеевропейскую страну, будут возложены грандиозные задачи. Вот почему вопрос о ее могуществе приобретает первостепенное значение в этом аспекте…
Лестер зажал трубку в кулаке и предостерегающе поднял его:
— Не станем забегать вперед, уважаемый герр Шульц. Будущие блоки, коалиции — это кот в мешке, а мы, англичане, трезвые политики, и прежде всего призваны заботиться о восстановлении собственного могущества.
— Есть политики ближнего и дальнего прицела. Дальновидные государственные деятели сегодня заботятся о том, чтобы между нынешними конкретными действиями и планами на будущее существовал прочный мост. Лейбористское правительство отлично это понимает и, по сути, придерживается взятого консерваторами курса на подготовку новой войны. Я советовал бы вам быть более дальновидным. Англия от этого не проиграет, а вот лично вы — выиграете.
— То есть? — вырвалось у Лестера. Слишком поспешно, чтоб можно было иронической улыбкой прикрыть свою заинтересованность.
— Речь идет о столь могущественном акционерном обществе, как «Гамбургско-Американская линия». Его существование невозможно без восстановления торгового флота. Вам гарантируется пакет их акций, если вы не станете мешать действиям наших судовладельцев в этом направлении.
— Да, но ведь я не один…
— Мистер Думбрайт согласен в разумных пределах компенсировать издержки всех ваших будущих помощников. Прощупайте почву, составьте списки. Но это дело второстепенное. Нам нужно ваше принципиальное согласие. Не придется даже действовать… просто не замечайте.