Гроза на Шпрее
Шрифт:
— Он жив и в доброй памяти, а сейчас потирает руки, злорадно насмехаясь над нами. Вот вам неопровержимое доказательство, — Думбрайт вытащил из ящика твердый листок глянцевитой бумаги, бросил его на стол и пододвинул ногтем к Григорию. — Полюбуйтесь!
Гончаренко чуть не прыснул, взяв в руки листок. В центре, почти в натуральную величину, была нарисована обыкновеннейшая фига, а под ней красноречивая подпись: «Учитесь и помните. Воронов.»
— Где вы это нашли?
— Во время обыска в комнате, где он жил… Как вы думаете, куда он мог податься?
— Скорее всего к своим старым друзьям — англичанам.
— К такому выводу пришли и мы с Нунке. Значит, поиски надо вести в этом направлении.
— У нас есть свой человек в английской разведке?
— Конечно. Но на связь этот тип выходит раз в месяц. А мы должны действовать незамедлительно… Г-м-м, просто не знаю, что делать.
— А что, если сыграть в открытую?
— То есть?
— В частной беседе с кем-либо из влиятельных работников их разведки заключить, как они любят говорить, джентльменское соглашение: они нам Воронова и все выкраденные документы, а мы им… пусть сами скажут, что и кто их интересует.
— Зерно истины в этом есть. Давайте поступим так: я прикажу своим референтам ознакомиться с имеющимися у нас досье, заведенными на более менее крупных работников английской зоны… Отобранные досье я просмотрю, и сам подберу кандидатуру, подходящую для такого деликатного разговора. Еще позвоню одному приятелю из Экономического Совета и приглашу его поужинать. У него широкие связи, он знает, где и кого можно встретить… Вечером мы с вами ужинаем в названном моим приятелем ресторане. Желательно явиться в сопровождении хотя бы одной дамы, конечно, пристойной. Присутствие женщины создаст непринужденную атмосферу и позволит двоим спокойно поговорить, когда третий пригласит ее танцевать. У вас есть кто-нибудь на примете?
— К сожалению, — развел руками и сокрушенно вздохнул Григорий, — боюсь, что скоро у меня на спине вырастут крылышки.
— Вас так огорчила разлука с Агнессой Менендос? Кстати, как вы допустили, чтобы ее у вас выхватили прямо из-под носа?
— Разве Нунке не докладывал вам? Когда мы с Вайсом приехали в Рим, ее уже там не было. Я разыскал падре Антонио, расспросил хозяйку гостиницы, в которой Агнесса остановилась по приезде, но никто не знал, куда она уехала. А потом поиски пришлось прекратить из-за этого паршивого кладоискателя, шлитсеновской пешки. Всю эпопею Вайса можно было бы назвать анекдотичной, не закончись она столь трагически. Кто надоумил его искать клад дуче? Когда запала ему в голову эта безумная идея? В Италии, или может, еще в Испании? Не потому ли Шлитсен и навязал мне в попутчики этого Вайса, чтобы самому поживиться за счет покойной любовницы дуче? Даже такая мысль возникает, когда начинаешь прикидывать и так и этак.
— А знаете, Фред, последнее ваше предположение не столь уж фантастично. Да, да, теперь я начинаю понимать, что заставило его написать эту мерзость…
— Кого? Что именно написать и кому? Чем еще вы хотите меня ошеломить?
Думбрайт вытащил из кармана бумажник, раскрыл его и осторожно вынул из-под целлофана маленький листочек, изрезанный отчетливо видными линиями старых сгибов.
— Прочтите! Это, очевидно, отрывок из черновика, случайно не уничтоженный.
Быстро пробежав текст, Григорий равнодушно пожал плечами:
— Чушь какая-то! Результаты расследования так широко были освещены в прессе, что тема сама собой себя исчерпала. Особенно когда были пойманы преступники. Ни одно расследование не даст ничего нового. Неужели этот листочек мог вас встревожить?
— Не то слово, Фред! Не встревожить, а обозлить… Не по себе дерево замахнулся срубить…
— Если человек глуп, то, говорят, это всерьез и надолго. Не стоит он того, чтобы о нем разговаривали два умных человека. Особенно в такой ситуации, как у нас сейчас. Разрешите попрощаться до вечера? Я голоден, не выспался, замерз.
— Хорошо, идите. Вечером я вам позвоню.
Открыв дверь своей маленькой квартирки, Григорий, как обычно, остановился на пороге, внимательно вглядываясь в незаметные для постороннего глаза отметинки, которые он всегда оставлял, уходя из дома. Кучки пепла, оставленной у двери, не было, ее растоптала чья-то нога, переступив порог. У подушки на кровати слишком остро были загнуты уголки. На пижаме, которая, казалось, была небрежно брошена на спинку стула, одна из сторон была подвернута не так, как сделал это Григорий.
В ящиках письменного стола, — а он, конечно, больше всего интересовал таинственного посетителя! — на первый взгляд, все было в полном порядке. Впрочем, и его нарушали мелочи, известные лишь хозяину бумаг.
Ясно, впервые за все время в его квартире произведен обыск.
Что же послужило поводом? Кто приказал шпику обследовать квартиру Фреда Шульца?
Сегодняшний разговор с Думбрайтом говорит о все возрастающем доверии босса к Шульцу. Значит, Нунке? Но почему? До сих пор ничто не нарушало их добрых отношений, перед отъездом они тепло, по-дружески расстались. Правда, у Нунке могли возникнуть подозрения в последние дни, когда Григория не было в Берлине. Ведь у Шульца были хорошие отношения с Вороновым.
В комнате холодно, стынут ноги. Придется, что бы там ни было, затопить печку, помыться, переодеться. Ну-ка! Не сиди сиднем, не раскисай! С обыском они, конечно, промахнулись, потому что ничего компрометирующего найти не могли. Ну, а причины — их тоже можно установить, проанализировав каждый свой шаг. Григорий хлопочет у печки, потом в ванной становится под душ, сильно растирает тело жесткой рукавичкой. Благословенная вода! И та, что холодными тугими струями бьет по спине, бедрам, животу, и та, что закипает в маленьком чайнике — вон как задорно и весело поет свисток в носике.
Через несколько минут Григорий, в свежей пижаме, держа в руке стакан крепкого чаю, сидит, удобно устроившись в кресле напротив своей чудо-печки. Теперь можно и подумать…
Каждый вечер прежде, чем лечь спать, он придирчиво анализирует весь прожитый день, независимо от того, произошло сегодня что-нибудь значительное или нет. Теперь ему надо было восстановить в памяти каждый свой шаг на гораздо более продолжительном отрезке времени. Отправляясь путешествовать в прошлое, Григорий обозначил главные вехи, по которым должны течь его воспоминания. Что самое уязвимое в его действиях? Связь с Домантовичем и хорошие отношения с Вороновым, Мария и ее аптека, Зеллер, деятельность в «Семейном очаге». Несколько встреч с Горенко. Завтраки с Вороновым.