Гроза на Шпрее
Шрифт:
— Простите, пожалуйста, вы не скажете, где ее можно отыскать? Дело очень срочное… Речь идет о пенициллине.
— О, конечно, конечно! Фрау меня предупредила, что ее могут спрашивать. Она в ресторане «Цум Тойфель».
— Очень вам благодарен.
С чувством облегчения Григорий сел в машину. Подержанный «Опель» рванулся с места и, рассекая тьму желтыми фарами, помчался кратчайшей дорогой, минуя развалины.
Развалины… развалины… Два года как кончилась война, а многие улицы еще завалены кирпичом, бетонными глыбами, исковерканным железом. Такие улицы закрыты для проезда, и только множество дорожек, протоптанных среди обломков, указывает, что они не совсем забыты. Пришлось ехать в объезд. Но и там, где можно было проехать, город зачастую казался вымершим: мостовые были расчищены, но на тротуарах высились остовы сгоревших домов. Лишь в некоторых первые этажи были приспособлены для жилья. Окна таких этажей тускло светились — в Берлине не хватало электроэнергии, но и эти пятнышки света поглощала темнота, стоило только отойти на несколько метров.
Наконец машина въехала в совершенно восстановленный район. Многолюдный, хорошо освещенный, он резко контрастировал с тем, что только что видел Григорий. Ресторан «Цум Тойфель» легко было найти по вывеске, буквы на ней горели алым пламенем, что, как видно, должно было изображать адский огонь.
Большой зал был переполнен. Мария в компании еще одной женщины и двух американских офицеров сидела за столиком у стены. Усевшись так, чтобы она могла его увидеть, Григорий лихорадочно искал повод, чтобы поговорить с Марией с глазу на глаз. На его счастье, после небольшого перерыва, музыканты снова вернулись на эстраду, и быстрые такты «Розамунды» заглушили стук ножей и вилок, тот однотонный шум, похожий на жужжание, который всегда заполняет помещение, где собралось много людей. Григорий поднялся и подошел к столику Марии.
— Гутен абенд, господа! Разрешите пригласить вашу даму на танец?
Американцы мрачно уставились на Григория. Один из них — тот, что сидел рядом с Марией, уже раскрыл было рот, чтобы ответить резким отказом, но молодая женщина опередила его:
— О, Фред Шульц? Каким ветром?
Не дожидаясь ответа, Мария поднялась и положила руку на плечо своего партнера.
— Что случилось? — спросила она, как только они оказались достаточно далеко от американцев.
— Случилось. Нунке посылает меня в нашу зону — задание совсем необычное. Отказаться я не могу… Пожалуйста, не гляди на меня так взволнованно… Улыбайся!.. Вот так. А теперь слушай внимательно: в городишке Грюнхауз наш часовой подстрелил некоего Ганса Рихтера, который слишком интересовался авиацией. Настоящая его фамилия Больман, запомнила? Вернер Больман. Это бывший эсэсовец, птица большого полета. Именно поэтому Нунке и посылает меня выкрасть Больмана из городской немецкой больницы, куда его положили, не зная, кто он. Передай Горенко: я выезжаю туда часа через полтора-два, еду самым дальним маршрутом. Вот он — я начертил его на клочке бумаги. Спрячь получше! Если нашим самим выгоднее перехватить Больмана — пусть сделают это до моего приезда. Если для дела выгоднее пока оставить его на свободе, я заберу его. Еду в форме советского офицера на санитарной машине. Документы на имя капитана Бориса Петровича Гонты. В случае каких-либо изменений Горенко может выслать своих ребят под видом патруля, и они перехватят машину… Это на всякий случай. Повторяю, если Больман будет на месте, я сочту это за приказ увезти его. Не спутаешь?
Мария укоризненно поглядела на Григория.
— Хорошего же ты обо мне мнения!
— Не обижайся, а лучше повтори фамилию.
— Ганс Рихтер. Настоящее имя Вернер Больман. Больница в Грюнхаузе. До твоего приезда его должны забрать. Если не заберут, значит, ты выкрадываешь его. В случае изменений выслать патруль. Вы довольны, товарищ Придира?
— Вполне. — Григорий на миг прижал Марию к себе. — Ну, счастливо тебе! Только торопись, времени в обрез. Быстрей избавляйся от своих кавалеров. Кстати, кто они?
— Один — мой постоянный клиент, что собой представляет, еще не разобралась. Надеюсь, его жена, вон та хорошенькая миссис, мне в этом поможет. Второй, с прической ежиком — король угольного рынка. Хочу воспользоваться этим, потому что мы с Себастьяном в нашей аптеке скоро превратимся в ледяные сосульки.
— Будь с ними осторожна!
— Конечно…
Оркестр сыграл заключительные такты и смолк. Григорий подвел Марию к столику и, отклонив приглашение вместе поужинать, ушел, сославшись на дела.
— Так не забудьте, герр Шульц! — крикнула Мария ему вдогонку и, когда тот оглянулся, приветливо помахала рукой. — Дела, дела, всюду нагоняют меня дела, — объяснила она присутствующим, явно кокетничая своим положением молодой независимой женщины. — Впрочем, я рада, что встретила этого Шульца именно тут, увидев меня в таком обществе, он стал уступчивее. Не знаю: чему обязана — погонам мужчин или очарованию миссис Мэри.
— Прежде всего, вашему очарованию, фрау! — Брукс сжал пальцы Марии и, поднеся ее руку к губам, впился в нее долгим поцелуем.
— Это не очень помогало мне до сих пор! Этот тип… Впрочем, довольно о делах! Мистер Брукс, давайте выпьем просто за наше знакомство. Не очень приятно, что оно началось со столь прозаической просьбы, но я обещаю — это первый и последний раз! Мистер Ройс может засвидетельствовать, что я не такая уж настырная особа и до сих пор никого из тех, кого хотела считать своими друзьями, ничем не обременяла.
— И напрасно, — оттопырила губу Мэри. — Надо возродить порядки рыцарства! А каждый рыцарь сам обязан отгадывать желание своей дамы. Робби, угадай, чего я жду от тебя?
— Чтобы я пригласил тебя танцевать.
— Наконец-то сообразил! — Бросив на Брукса заговорщический взгляд, Мэри поднялась и положила руку на плечо мужа.
— Фрау Мария, вы намекнули, что хотели бы видеть меня в числе ваших друзей. Я правильно понял вас? — Брукс впился в глаза Марии тяжелым, твердым взглядом. — Или это был дипломатический ход, чтобы связать меня по рукам? — Теперь в этом взгляде зажглись дерзкие, вызывающие искорки.
— Будь я дипломатом, я бы не говорила об этом так откровенно. Даже в дружбе мужчины любят чувствовать себя завоевателями.
— А если я скажу, что не верю в дружбу между мужчиной и красивой женщиной?
— Это будет повторением трафаретного утверждения. А вы человек более оригинальный.
— Вы в этом уверены?
— Я бы хотела этого. Не обижайтесь, но все ваши «бойз» скроены по одному образцу. Это скучно.
— А не кажется ли вам, что оригинальность — это котурны, на которые человек опирается, чтобы увеличить свой естественный рост?
— Слишком уж в грязное болото превратили люди жизнь, чтобы шагать по ней уверенно, не боясь замарать ног. У каждого из нас свои котурны.
— Какие же у вас?
— Желание не замарать ног в поисках твердой почвы.
— Вы избегаете прямого ответа!
— Я сама еще его не знаю. И поэтому бреду ощупью. Слишком уж много горя обрушилось на мои плечи. Своеобразная контузия, ошеломление.
Поддерживая разговор с Бруксом, Мария думала только о том, как ей встать и уйти.
«Фред предупредил, что не сможет надолго задержать операцию. Чтобы наши его опередили, я должна уже минут через десять уйти отсюда… Но как избавиться от Брукса? На что бы я ни согласилась, он непременно навяжется в провожатые и предложит свою машину. Может, пойти в туалет и просто сбежать? Послать из вестибюля записку, написать, что плохо себя почувствовала, решила не портить всем настроение, взять такси и уехать домой?.. А если они свяжут это с появлением Шульца? Безусловно, свяжут. Лучше уж просить Брукса довезти меня до аптеки… Противно, даст волю рукам, но иного выхода у меня нет…»