Гроза на Шпрее
Шрифт:
— Но и не роскошествуют. Месяца три назад я получил письмо от фрау Эльзы. Она стала хлопотать о пенсии и просила меня, как старого знакомого, засвидетельствовать, что муж ее погиб или пропал без вести. Вот почему я и заинтересовался вами, герр Гольдринг, вы — последний, кто видел Бертгольда…
«Уф!.. Только и всего? Только из-за этого я вертелся перед тобой, как карась, брошенный на раскаленную сковороду…»
— Жаль, экселенц, что я не могу сообщить вам более точных сведений.
— Ошибаетесь, ваше последнее предположение… впрочем, хватит на сегодня о Бертгольде. Поставим против его фамилии просто знак вопроса. И одновременно распрощаемся с Гольдрингом… Скажите, Шульц, кто-либо из возглавляемой вами группы знал настоящую фамилию человека, которого вы должны были выкрасть в восточной зоне?
— Ни один из моих помощников. Не думаю, что кто-либо мог узнать его: герр Нунке набирал команду из людей, далеких от окружения Больмана. Готовясь к операции, мы специально об этом говорили.
— В госпитале, куда вы сдали Больмана после того, как выкрали, вы не называли его настоящей фамилии?
— У меня были точные указания, и я оформил его как Рихтера.
— Чем же вы объясните тот факт, что неделю назад американское командование получило от русского командования официальное требование о возвращении им Вернера Больмана, в прошлом — военного преступника и шпиона сейчас, задержанного с поличным.
— Лишь тем, что, находясь в больнице, Больман сам мог ненароком выдать себя. Когда Нунке давал мне задание, никого постороннего в кабинете не было. Кто-либо из его подчиненных вряд ли знал о задуманной операции. Весть об аресте Больмана застала самого Нунке врасплох, — именно поэтому он и прибег к моим услугам. Что до меня, то с Больманом я никогда раньше не сталкивался, не знал ни его амплуа, ни его прошлого.
Лицо Гелена замерло. Оживленное мимикой, оно казалось гораздо моложе и не таким худым. Теперь морщинки вокруг глаз и те, что пролегли от крыльев носа к подбородку, углубились, заметней стали дряблость и болезненная бледность кожи, а блестящие глаза снова подернулись холодной пленкой.
— Вы еще виделись с Больманом?
— Вчера днем он выписался из госпиталя и вечером пришел ко мне поблагодарить…
— Откуда он узнал ваш адрес?
— Не знаю, не расспрашивал. Разговаривать с ним было… трудновато.
— То есть?
— Бедняга еле ворочал языком. Он весь словно состоял из одних восклицаний… разрозненных слов. Как это бывает с человеком, когда он сильно пьян.
— Ничтожество! По-дурацки провалиться, втянуть нас в такую авантюру и после этого… — Гелен взял бутылку минеральной воды, налил стакан, глотнул и, скривившись, отставил в сторону.
— Разрешите обратиться? — робко спросил Шульц.
— Говорите.
— У меня мелькнула мысль. Вы только что сказали, что русские требуют выдачи Больмана как военного преступника. Не мог кто-либо из персонала больницы, откуда его выкрали, узнать в нем человека, причастного, скажем, к той или иной акции в концлагере или что-либо в этом же роде. Иначе откуда бы русские черпали свою информацию?
— Не исключено. Впрочем, не вам ломать над этим голову. Я приказал вызвать вас сюда по другому поводу. Ваш послужной список, прекрасная характеристика, данная Нунке, навели меня на мысль… — Гелен выдержал паузу. У Григория забилось сердце, — на мысль о том, что ваши знания, подготовка, личные качества и способности используются не по назначению — в интересах дела, особо учитывая ваше превосходнейшее знание русского языка, обычаев и характера русских, вам следует поручить более широкий объем работ.
— Вы очень благосклонны ко мне, экселенц! Хочу заверить, что на какой бы участок вы меня ни поставили, маленький или большой, везде я буду работать с полной отдачей.
— Надо надеяться. Я рассчитываю на вас в связи с разработкой одного плана, но не хочу торопиться, кое-что следует еще взвесить и уточнить. Приблизительно через неделю вам сообщит об этом Нунке. Он будет руководить нашим представительством в Берлине и держать со мной непосредственную связь.
— Итак, я могу использовать эту неделю для ликвидации моего берлинского бюро?
— Ни в коем случае. Бюро розыска — это ваше официальное лицо. К тому же удобнейшая форма нашей связи с широкими кругами населения всех без исключения зон. Ведь по делу розыска нам приходится путешествовать во всех направлениях и по всем секторам. А для нас, для работы, которую мы вам хотим поручить, это имеет первостепенное значение. Упаси бог ликвидировать бюро. Я бы даже открыл филиал бюро в Мюнхене, подобрав, конечно, понимающих и преданных нам людей.
Фред Шульц слушал разглагольствования руководителя разведки со сдержанной вежливостью, а сердце Григория Гончаренко билось звонко и ритмично, словно разжалась рука, которая сжимала его до сих пор.
— Вы не ответили на мой вопрос об открытии филиала бюро в Мюнхене, — напомнил Гелен.
— Простите, экселенц, меня так взволновало ваше предложение, что я на минуту забыл об опасности, которая постоянно нависает надо мной. Для себя я все уже давно решил, поэтому ни с кем об этом не разговаривал, но теперь, когда вы оказали мне такое доверие… — Григорий умолк, и каждая черта его лица выдавала колебание и смятение, руки нервно сжимались.
Гелен настороженно подался вперед.
— Говорите, — властно приказал он, гипнотизируя Шульца взглядом.
Григорий более или менее подробно рассказал о своем знакомстве с Хейендопфом и о встрече с ним в Италии. Потом глубоко вздохнул, перевел дыхание, как делает человек, стремглав бросающийся в ледяную воду.
— Дальше!
— Он предложил мне параллельно работать на американскую разведку.
— Что вы ему ответили?
— Обещал подумать и во время встречи в Германии дать ответ.