Гроза над Миром
Шрифт:
В паре правителей - Острова и Магистрата, главенствовала отнюдь не Хозяйка, только Левкиппа об этом не распространялась. Со дня, когда Наоми впервые разоткровенничалась с ней, прошло больше тридцати лет, и именно тогда Левки поняла, чего не хватало этой странной натуре. Возможности поделиться, излить душу. Найти того, кто бы ее понял, хотя бы отчасти. Тогда же Левки поставила жесткое условие:
– Я тебе не враг. Я тебе не друг. Я - человек, которому сможешь верить. Это правда, взгляни в меня. И никогда, ни при каких обстоятельствах, не делай этого снова.
– Верю. И обещаю...
– тихо отвечала Наоми.
И со странным блеском в глазах продолжила:
– Я расскажу тебе о том, за что меня возненавидят не в пример больше, чем сейчас, если узнают. Найдется бездна желающих меня прикончить. Зависть - сильная штука. Слушай меня...
Разумеется, Левки не выдала ее - она умела хранить тайны. Вот и теперь Наоми, поделившись своей половинкой правды: о миссии ГИН, так и не узнала вторую, Левкиппы.
– Слушай меня, - горячечный взгляд неизвестной жег Ригли, - Слушай: я вспомнила! Я - Элиза Маккиш! Хозяйка Тира. Была. Я на пенсии, и тяжко больна. Заплатила кучу денег, только бы чуточку продлили мою жизнь. Но... но в ГИНе заправляют преступники! Меня не лечили, а ставили надо мной какой-то страшный опыт, - речь ее стала неразборчивой.
– Пей...
– Ригли поднесла кружку к ее губам.
Зубы женщины стучали, вода стекала по подбородку, шее и ниже между обвислыми грудями. Она все не могла успокоиться.
– Прошу тебя... Не давай мне спать! Тогда все уйдет окончательно, навсегда! Меня больше не будет! Пожалуйста!
Она говорила еще долго, просила записать какие-то цифры и Ригли послушно исполнила это, только бы она успокоилась. Внезапно Ригли пришло в голову, что можно кое-что проверить. Эта пожилая женщина, полуголая, бредущая почти в беспамятстве, по улицам, когда Ригли возвращалась с ночного дежурства в госпитале... Ригли привела ее к себе домой, потому что это было ближе всего. Уложила, дала пить. В ней чудятся знакомые черты.
– Элиза? Тогда я тебя знаю. А меня ты помнишь? У Хозяйки была воспитанница девчонка сирота... и потом...
– Ре...джи... Ты? Не выдавай меня! Ради всего святого...
– Я ушла от нее. Не хочу иметь с ней ничего общего.
Назвавшаяся Элизой Маккиш, (а Ригли к своему ужасу, начинала угадывать в этой превратившейся в развалину женщине гордую соперницу Хозяйки), замолчала, устало откинувшись на влажную от пота подушку. Веки ее закрылись. "Не спи" - Ригли потрогала ее за плечо, но она (Элиза?!) не проснулась... Под утро ей стало лучше, хотя температура держалась высокая. Но, очнувшись, она не узнала Ригли! На вопрос, как ее зовут, назвалась Лизой Даникен шестнадцати лет.
За полгода Ригли исхудала до полупрозрачности. Соседи жалели ее и, что отличает людей простых от аристократии, помогали, чем могли бескорыстно. Смертельно больная родственница, без документов - тяжкий крест несет приветливая девочка из 7-й квартиры. Но, смотри ж ты, не бросит, доглядывает, как может совестливая дочка.
Меж тем, Лиза начала понемногу вставать. Однажды Ригли застала ее в прихожей перед мутным, пошедшим по краям чешуей отставшей амальгамы зеркалом. В ночной рубашке, другой одежды у нее еще не было, Лиза расчесывала пятерней свои длинные пегие волосы. Пробормотала:
– Никогда не красилась под седину... Как меня изуродовало - выгляжу на все сорок.
Обернулась, спросила сердито:
– Почему до сих пор не известила моих родителей? Подобрала меня на улице, когда я заболела - спасибо, меня наверно, ограбили, раздели. Хочу в нормальную больницу, хороший уход... Ты чего?!
Ригли тихо сползала по стенке. Усталость и истощение до сих пор не позволяли ей осознавать происходящие с Лизой перемены. Она в самом деле выглядела на сорок-сорок пять, как дама известных занятий, вышедшая на покой по выслуге лет. Только теперь Ригли углядела, что ее волосы перестали быть чисто белыми и у самых корней приобрели отчетливый темно-рыжий цвет.
А еще через месяц у Лизы стали выпадать зубы. Не все разом, сперва коренные и она полоскала рот обеззараживающим снадобьем, что составила ей Ригли. Десны болели и чесались. Скоро пришло время, когда Лиза попросила снять ей передний мост и Ригли совершила это деяние по варварски просто, сдернув дантистский золотой шедевр плоскогубцами. У Лизы росли новые зубы! Она больше ни на что не жаловалась, ни о чем не просила, не доказывала Ригли, а больше самой себе, что молода, не рвалась на улицу, "домой". Покорно приняла, как данность, все непонятное, творящееся с ней, и не упала в обморок, не зашлась в истерике, когда однажды утром Ригли дала ей взятую у соседки вчерашнюю газету и Лиза прочла: "Вести Магистрата". Суббота, 20 зевса 1358 года". Вздохнула недоуменно.
– Сестра моя, Реджи. Значит, у меня нет никого, кроме тебя. Когда-то у меня была жизнь, которую я прожила. Но где она потерялась?
Со времени, на котором оборвалась ее память, прошло пятьдесят лет. Но о дне нынешнем она судила здраво. Сбережения Ригли растаяли, а найти доходное место мешали заботы о Лизе. И она первой заговорила об этом.
– Если я была крутой и богатой, то деньги мои целы и сейчас.
Тут Ригли вспомнила о своих записях. Лиза повертела листок в руках, хмыкнула.
– Я, видишь, умница. Озаботилась, пока память не отшибло насовсем. Это, Реджи, счета в Банке Магистрата. Все номерные - на предъявителя.
В первый раз, снимая деньги со счета, Ригли чуть не умерла от страха. Однако, никто ее не арестовал, спросили только, какими купюрами желает госпожа получить заявленную сумму. Не слишком крупную, так посоветовала Лиза, но и не малую, чтобы не ходить часто. Теперь они могли вздохнуть свободно - нужда отпустила их. Ригли даже раздала долги соседям, объясняя, что получила хорошую работу. А время шло, и настало утро, когда они обе задумались о будущем...
За спиной Лизы на плите тихонько гнусавил железный чайник, она не оборачивалась, зная, что чайник, за которым следишь, никогда не закипает. А смотрела на сидящую напротив Ригли. Этой юной женщине с тонкими чертами лица, худенькой, с просвечивающими сквозь кожу запястий голубыми жилками вен она обязана жизнью.
– Слышь, Лиз...
– сказала Ригли, - Теперь я свою тайну выдам. Я - тоже пациент ГИН! Только тебя в возрасте взяли, а мне тридцать пять было, и я все перенесла легче. Только...
– алые, красиво очерченные губы Ригли скривились в сдерживаемом плаче, - Я забыла последние двадцать лет жизни. Забыла мужа и детей!