Гроза школьной столовки
Шрифт:
Киваю Клавдии Анатольевне, посмотревшей на меня строгим взглядом и замечаю такой же у Галины Владимировны. Удержалась, чтоб глаза не закатить. Будто я тут пытаюсь скрыться от ответственности. Топая подошвами тёмно-оранжевых кроссовок поднимаюсь по ступенькам к сцене, быстро скрываясь за тяжелым красным бархатом шторы, вглядываясь в темноту. Реквизит, стойка для микрофона, старые колонки, пыльные мешки и никаких признаков Еремина. Пересекаю помещение дойдя до подсобки, дергая ручку и тут же слышу шорох за дверью.
Ага, попался!
– Еремин, выходи подлый трус, - оповещаю о своем приходе, прислонившись ухом к двери. Шум, чье-то недовольно кряхтение, испуганный шепот
– Давай живее, травоядное! Ты что там, догрызаешь кочан капусты в попытке унять напряжение?!
Замок с тихим щелчком открывается, позволяя повернуть ручку в полный оборот, дабы распахнуть дверь. Но оно не нужно. С той стороны кто-то дергает ее, едва не сбивая меня с ног и наружу выбегает Катька, испуганно пробормотавшая извинения, поспешно бегущая в сторону выхода, едва не спотыкаясь о всевозможные препятствия. А еще у нее волосы растрепаны да губы припухли, а довольное лицо Еремина вкупе с задницей на старой исписанной парте, брошенной в подсобке, бесит неимоверно. Особенно, если учесть, что он даже не удосужился переодеться. Оглядывает меня с ног до головы, принимаясь громко ржать.
– Да, Гроза, – хмыкает, отойдя наконец от приступа истерии, поправляя немного помятую белую рубашку с эмблемой школы. – Тыква – твой тотемный овощ. Ты знала, что русское слово «тыква», по версии словаря Успенского, возможно происходит от праславянского tyky из tykati — «жиреть, толстеть»? По-моему, все логично.
Развязываю веревочки под подбородком, стягивая шапочку с волос, сдувая длинную прядь со лба, мрачно посмотрев на этого умника.
– О, правда? – притворно изумляюсь, с трудом шевеля руками, приложила левую ладонь куда-то в район груди возле подмышки, усмехаясь. – Неужели я слышу умные речи из твоего рта впервые за 11 лет школьного обучения. Вы что тут, букварь изучали?
На губах засранца улыбка истинного мачо вкупе с ехидным тоном.
– То, что мы тут изучали, тебе вообще не светит, если продолжишь поедать кексы коробками, Гроза.
Скучающе прислоняюсь к косяку, мотая шапочку за завязки в руке, лениво оглядывая пыльное помещение. Здесь хранится всякий хлам – идеальное место для Еремина. Он тоже бесполезен для общества, как сломанное картонное дерево с ободранными листьями рядом со столом, на котором восседал Макс.
– Еремин, - тяжко вздыхаю, причмокнув губами. – Твои саркастичные шутки за триста давно не катят. Давай что-нибудь поживее придумай, пока я тебя в этом склепе не похоронила. Потом сам будешь Клавдии Анатольевне и нашей клане на очной ставке сказки рассказывать, как ты ревизию мусора из подсобки проводил, - хмыкаю, замечая мелькнувший на лице страх. Еще бы, не мне влетит за очередное попадание в кабинет директора. В прошлом году директриса вызвала наших родителей. Мои, как обычно, приехать не смогли. А вот отец Макса орал так, что стены школьные тряслись. По-моему, месячное наказание и лишение всех привилегий в виде карманных денег ему не понравилось. Вот сейчас я тоже вижу этот страх. Моментально спрыгивает со стола, прекратив изображать крутого парня, прорычав:
– Стерва ты, Грознова, - делает шаг к выходу, но я ловко вынимаю ключ от подсобки, необычайно быстро для такого костюма перемещаясь за дверь, быстро ее захлопывая и вставив ключ, поворачиваю под вопль Еремина.
– Грознова блин, че за шутки!
– Костюмчик твой где, самый классный овощ на грядке школьной? – ехидно интересуюсь через дверь, слыша грохот. Пытается плечом дверь вынести, она даже ощутимо дрожит. Но куда ему, алоэ комнатному в мужика играть. Хихикаю, пока гул в зале становится громче. Уже заиграли первые школьные песенки. По традиции начали с «Белокрылые качели». Колонки скрипят, народ суетится. Еще немного и нас начнут искать.
–
– Но, но, из нас двоих, я больше тяну на аттестат с четверками, - усмехаюсь, доставая с трудом из кармана жуткого костюма свой смартфон, смотря на время. – Надевай костюм или папа опять лишит тебя плюшек счастливой жизни бесполезного идиота.
– Выпусти немедля!
– Будешь орать, мы не придем к решению проблемы, - скучающе тяну, опираясь спиной о дверь, слыша ругательства в свой адрес и грохот. – И не надо такими словами кидаться, сам виноват. Знаешь ведь, что не наденешь костюм, с нам классная снимет три шкуры. Точнее с тебя.
Чего я собственно парюсь? Ну получит он заслуженный нагоняй, мне же лучше. Хотя ладно, увидеть его в позорном костюмчике мне бы понравилось больше. Именно поэтому стоило Максу затихнуть на некоторое время, настораживаюсь. Мы уже безбожно опаздываем на собственный бенефис, потому стучу по двери, кликнув парня:
– Алло, овощебаза прием! Ты жив там?
Шуршание одежды, затем дерганье ручки и хриплое:
– Открывай, чудовище женского пола.
Вскидываю брови, смотрю на время и вздыхая, поворачиваю ключ, обернувшись ко входу. Стоило Максу выйти наружу, как меня уносит от смеха на долгие минуты, поскольку не могу остановиться. Стоящий передо мной парень в коротких зеленых шелковых панталонах с кофтой явно на пару размеров меньше. На плечах пришиты листья, на груди белой тканью нашита аппликация ввиду кабачка. На голове шапочка с хвостиком, как у меня, а на ногах его собственные кроссовки. Школьная сумка с набиты в нее вещами парня уже не застегивается, только висит на плече, пока он меня недовольным взглядом сверлит.
– Ща, погоди… - давясь смехом, с трудом фокусирую камеру смартфона нем, трясясь от хохота. – Это надо запечатлеть для истории!
На моё замечание этот припадочный принимается позировать. То ножки о косяк задерет, то кокетливо шапку сдвинет на макушку. Слышим голоса Галины Владимировны и Эльвиры Павловны, вынуждая нас прервать занимательный фотоссет. Убираю телефон, завязываю обратно шапку, пристроив ее на голове. Макс бросает свою сумку к кучке сброшенных на один из столов вещей выступающих, положив руку мне на плечо, окидывая нашу парочку взглядом.
– А мы ничего, - потянул, улыбаясь во все тридцать два.
– Пошли уже, а то я сейчас запрею в этом костюме и стану удобрением, - бурчу, сбрасывая его руку, топая к сцене.
Мне кажется, что в тот момент, когда вышли, нас вообще никто не слушал. Серьезно. Народ так гоготал – никакие стихи по листочку не помогли привлечь внимание людей. Они тыкали пальцами, смеялись, снова тыкали и опять смеялись. Стояли, улыбались точно два дурака, держа в руках микрофоны и листочки с написанными приветственными речами, изображая настоящее радушие.
Макс наклонился к моему уху, обжигая своим дыханием, проговорив:
– Знаешь, Гроза, мне начинает нравиться эта идея с совместным сотрудничеством.
Закатываю глаза, поправляя немного съехавшую шапку, недовольно отвечая:
– Всегда знала, что глупые шутки уровня детсад «Ромашка» - твой предел. Ничего, Максик, мальчику совсем не обязательно быть очень умным. Всегда можно научиться крутить баранку и стать таксистом. Или дворником. Уборщик еще – зря что ли засасывать все подряд вместе с Ладужкиным научился, - беспечно похлопываю его по спине, не замечая, что микрофоны наши включены, а мой голос разносится по залу. Люди замолкают, уставившись на нас. Пока директриса в первом рядом покрывается пятнами, а Галина Владимировна закрывает глаза ладонью. Вот черт, даже завуч зол, а вот Катька совсем белая. Язык мой – враг мой.