Гроза школьной столовки
Шрифт:
– Мы непобедимы! – орут девчонки школы соперников. В ответ мама Олега подскакивает вместе с огромным баннером, едва не сбивая с ног нашу классную руководительницу и директора, заорав что есть мочи:
– Парни, вперед! Порвите их в клочки.
– Капец, - со стоном шлепает рукой по лицу Рожков, пока рядом от смеха загибаются Колька с Амиром.
– Зато какая поддержка, - хмыкает Денис, смотря на время перерыва. Остаются считанные минуты, и я оглядываю зал, останавливая взор на скамье, куда пробирается загорелая фигура мамы, широко улыбаясь, когда она радостно машет мне. Все-таки успела, поспешив с самолета прямо сюда. Рядом папа с Наташей, а Сашка
Знаете, что самое важное в жизни? Семья. Именно она поддерживает нас, давая необходимую опору. И до сего момента, я не осознавал, сколь сильно она для меня значила. В тот момент, когда впервые осознал, что едва своими действиями не разрушил свой собственный мост над пропастью, понял, что любые отношения – это обоюдный труд. Невозможно биться одному за отношения, если второй человек не готов идти навстречу.
Еще месяц назад я почти не разговаривал с отцом. Мы пяти минут на одной территории не могли провести, не поругавшись из-за какой-нибудь ерунды. Сегодня он тут, поддерживает с трибун, успев сказать перед игрой, как сильно меня любит. В тот день, когда я узнал об уходе Наташи из дома, застал его курящим сигарету возле початой бутылки коньяка. Он не кричал, не обвинял меня в случившимся. Глядя перед собой на одиноко стоящий бокал с коричневой жидкость, лишь покосился, стоило мне осторожно войти на кухню, бросив рюкзак с вещами после ночевки у Амира прямо в пороге.
– Привет, - хрипло проговорил, едва я сел на стул неподалеку, оглядывая непривычно пустую квартиру. Ни разбросанных игрушек, ни детских вещей, ни женской одежды, не считая той, что оставила мама до отъезда.
– А где Наташа? – сглотнув, спросил, пытаясь привести в порядок мысли. После пары дней с чачей дяди Давида голова раскалывается, во рту все еще стоит сухость, а память подкидывает дурацкие картинки, где мы катаем енотовидную собаку Пончи на спинах и ржем, точно дураки. С ним, правда пришлось попрощаться. Его забрали сегодня утром в зоосад к его семье. Он так скулил, будто плакал, расставаясь с Дороновыми и нами, тяня свои лапки. Работники зоосада заверили, что будут за ним присматривать очень тщательно, более всегда рады нашему приезду.
Скольжу взором по грязным тарелкам в раковине, пока отец выдыхает дым. Он выглядит совсем печально: заросший, в мятом костюме, с всколоченными волосами. Где-то внутри что-то дрогнуло, потому тяну к нему осторожно руку, замирая в нескольких сантиметрах от его пальцев.
– Ушла, - тихо отзывается отец, переводя взгляд серых глаз со стены на меня. Сказала, что пока я не способен быть отцом ни тебе, ни Сашке.
– Ох, блин, - выдыхаю, ощущая вину перед ним. Я не хотел этого. В глубине души не хотел разрушать эти отношения. Почему всегда все порчу? – Прости меня, пап, я виноват. Хочешь, позвоню? Или можно дозвонится маме, в конце концов жить со мной не обязательно, ясно же, что мы не уживаемся, - бормочу, сам не зная, что несу. Мне хочется коснуться его, обнять, будто я снова маленький. Честно, от таких мыслей перехватывает дыхание. Мой брат не узнает, каково это иметь отца. Что бы я там не говорил, он у меня был всегда. Никогда отец не оставлял попыток пробиться через стену, которую я сам возвел между нами. Да только заметил это лишь сейчас. Глядя на него такого разбитого и печального.
– Я все исправлю, - выдыхаю, подрываясь с места, но меня немного ведет в сторону. Тошнота с головокружением еще не прошли, однако в действительно уйти мне не дает папа. Хватает за руку, садит обратно одним коротким словом:
–
Затем отправляет сигарету в бокал с коньяком, туша окурок и смотрит на меня усталым взглядом с залегшими тенями от недосыпа. Он будто резко постарел на несколько лет, но по-прежнему выглядит величественным и надежным, как стена, выдержавшая многолетнюю осаду. Мою осаду.
– Теперь послушай своего дурного отца, Максим, - тянет каждое слово, тяжело поднимаясь и выливая в раковину остатки алкоголя, ополаскивая бокал. – Ты ничего не будешь делать. Будешь учиться, встречаться с друзьями, ходить на свидания со своей девушкой, - метко стреляет в меня взглядом, пока ежусь.
Девушка, я и ее потерял, так-то.
– Нет, у меня девушки больше. Она уезжает, конец истории, - бурчу, опуская взгляд в пол, рассматривая потертости на паркете, слыша тихую усмешку.
– Ой, дурак малолетний. Весь в меня. Даже этим идиотским характером, - смеется, отчего невольно улыбаюсь сам. А затем тоже начинаю хохотать. И правда же – два упрямых барана, которые все это время просто бились рогами друг об друга.
Что надо сделать, чтобы начать доверять? Разговаривать. И мы говорим. Много, долго. Сначала на кухне за мытьем посуды и уборкой, потом собираемся, выходим в промозглую погоду до супермаркета и снова говорим. Обо всем на свете: о маме, о Наташе, о Наде, о команде. Даже о нашем расследовании. Отец в начале хмурится, потом смеется, запрокинув голову.
– Да уж, тоже мне детективы–школьники, - хмыкает, обхватывая меня за плечи и прижимая к себе. Утыкаюсь носом в мягким ворс кашемирового дорогого пальто, вдыхая легкий запах парфюма и табака. Не сразу понимаю, что меня разворачивают, закрывая глаза рукой в кожаной перчатке.
– Чего?! – возмущаюсь, слыша отцовский смех, когда он подводит меня к какой-то машине, помогая моей руке лечь на значок на капоте.
– Ну-ка, давай, угадывай.
– Пап, блин, детсад. Сейчас хозяин выйдет, крику не оберемся, - ворчу, пытаясь по линиям угадать марку, вздыхая носом прохладный влажный воздух, наполненный ароматом дождя и пожухлой травы.
– А ты угадывай быстрее, чтобы никто не увидел, - хмыкает отец, пока я улыбаюсь весело отвечая:
– Это… - провожу подушечками по крыльям и характерной английской букве «B», проговорив:
– Бентли.
– Молодец, - гордо мурлычет папа, убирая с моих глаз руку, обнимая за шею. – Как насчет Макдональдса?
– Я же спортсмен.
– Хорошо, тебе салат, а мне двойной гамбургер и картошку.
– На старости вредно есть столько углеводов. Сам жуй свой салат!
К Наташе я поехал сам. Хотя отец просил не делать этого, обещая решить все сам, однако не послушался. После школы сел на метро, доехав до Калужской, ища нужный дом и подъезд. Честно говоря, думал она вышвырнет меня, как только позвоню в домофон. Но к моему изумлению, Наташа открыла двери. Более того, улыбнулась так тепло и солнечно, стоило оказаться на пороге, что стало еще больше стыдно от своего мерзкого поведения в адрес этой милой девушки.
– Привет, заходи. Я как раз обед приготовила. Ты после школы, наверное, голодный, - прошел внутрь небольшой двухкомнатной квартирки, оглядывая обои в цветочек и разбросанные игрушки на полу. Сашка выглядывает из-за угла, хмуря темные брови, а Наташа мнется рядом, будто не знает моей реакции.
– Ухади! Ни хасю тебя видеть! – кричит внезапно брат, исчезая в своей комнате. Вздыхаю, поворачиваясь к беспомощно взглянувшей на меня Наташе.
– Прости, - одними губами шепчет, кивая на кухню.