Гроза тиранов
Шрифт:
У калитки стоят четверо. В глаза сразу бросились одинаковые красные перевязи на поясе. Где-то я такие уже видел?
Кабадахи!
Замечаю, что на улице, за двором, напротив столпившихся гайдуков брата выстроилась цепочка незнакомых юнаков. Короткие карабины покоятся на согнутых локтях. Несколько поигрывают пистолетами.
Четники тоже не выглядят беззубо. Кто демонстративно подсыпает пороха на полку ружья, кто проверяет, легко ли сабля из ножен выходит. Все молчат.
Я что-то пропустил?
За
Один из кабадахов идет к нам. В руке его листок бумаги с массивной печатью.
– Ты – Барис Джанкович по прозвищу «Карабарис»?
Брат достает пару пистолей, взводит курки, после чего кивает. Я вытягиваю из-за пояса свой стилет. Все, что прихватил из дома.
– А это – брат твой, Петр Джанкович?
Теперь киваю я.
Кабадах, высокий, уже давно немолодой, с побитым оспинами и шрамами лицом, протягивает бумагу.
– Это приказ владыки. Письменный приказ доставить Петра Джанковича на дознание к нему.
– По какому праву? В чем Негуши обвиняют моего брата?
Барис нарывается. Он не именует Петра Негуша владыкой, подчеркивая, что оба они носят титул кнезов.
Кабадах молчит, переводя взгляд с одного направленного в его живот ствола на второй. На лице старого воина не видно эмоций, лишь глаза сузились в щелочки, да пальцы на рукояти сабли побелели. Он явно готовится принять бой.
В прошлый раз меня доставило четверо перяников. В этот раз в селе находится вся чета юнаков. Потому и прислали людей побольше. Но никто не хочет воевать со своими.
Пробую встрять:
– Какие обвинения мне предъявляют?
Кабадах отвечает, даже не глядя на меня.
– Это – дело владыки. Мое дело – исполнять его волю…
Я кладу руку на плечо набычившегося брата.
– Я поеду в Цетин.
Стволы даже не дернулись. Все также смотрят прямо в брюхо кабадаха.
Карабарис шепчет одними губами:
– Подумай лучше.
– А что тут думать? Устраивать бойню? Прошлый раз съездил, даже с пользой все вышло. И в этот раз не на плаху зовут. На разговор.
Пистолеты опускаются.
– Я с тобой поеду.
Кабадах еле заметно выдыхает, его пальцы расслабляются.
– Не надо. Лучше мула дай. А сам тут останься. И девку эту, Нелли, отыщи для меня.
Борис молчит. Его лицо напряглось. Он явно желает что-то сказать, но сдерживается.
На улице, все также замерев, стоял напротив друг друга линии четников и воинов владыки.
7
Меня повезли не в Цетин. В этот раз путь лежал намного дальше. Через два дня наш небольшой отряд вышел к отвесной горе, в толще которой на высоте нескольких сот метров белело здание монастыря.
Острог. Гордость Черногории.
По преданию, одному монаху, путешествующему тут во время
Две сотни лет крестьяне, подвешенные на веревках, рубили неподатливый камень. И сделали чудо. Построили монастырь в толще скалы. Неприступную твердыню, символ свободной маленькой нации.
Поначалу взявшие меня под стражу кабадахи старались вести себя максимально корректно. Но чем ближе мы подходили к Острогу, тем чаще из уст ближайших охранников начали выскальзывать угрозы, злые шуточки. Несколько раз меня толкнули в спину, не то провоцируя, не то проверяя реакцию. Что-то прошипели. Пробуют вывести из себя? И пришить на месте? Или просто вымещают злость за собственные переживания в Грабичах?
Я всмотрелся в лица. Холодные уверенные глаза… Нет… Это – явно не экспромт затаивших обиду пареньков. Значит, кто-то не против, чтобы меня шлепнули по дороге.
Не дождется!
Подъем из долины к этому архитектурному подвигу занял половину дня. Узкая тропа петляла между камней. Раз десять нас окликали перяники, гвардейцы владыки, – рослые небритые битюги с ружьями наперевес. По моим подсчетам, тут сейчас находились сотни две этих головорезов.
Мула пришлось оставить за пару километров от монастыря. В самую кручу я шел на своих двоих. И вымотался страшно!
Вот и узкая дверка цитадели. Рядовые воины, не спрашивая разрешения и не ожидая приказа, потянулись вниз, к полуказарменному зданию для паломников. Перед входом остались только кабадахи и я.
Над нами нависла галерея, с которой так удобно отправлять на тот свет непрошенных гостей. Один из кабадахов постучал. Тут же скрипнул ворот, монах, внешностью и повадками мало отличающийся от оставленных за спиной перяников, пропустил гостей внутрь. Под коричневой сутаной просматривалась раритетная кираса, на поясе – сабля и пара пистолетов.
Как только гости протиснулись, дверь захлопнулась.
Узкими ходами нас повели дальше.
Поворот, дверь, еще поворот, еще дверь. Несколько пролетов лестницы, и вот мы уже в тесноватой келье.
Обстановка самая что ни на есть спартанская – стол, пара табуретов, длинная лавка у стены. Везде – иконы.
Сопровождающие меня агенты стали полукругом. Я – в центре.
За столом, втроем на одной лавке, сидят незнакомцы. Все – пожилые, усатые, обильно побеленные сединой. На столе расставлены остатки трапезы. В комнате душно от табачного дыма – все трое попыхивают. Я уже усвоил, что такой привычкой обладают, в основном, либо бывшие моряки, либо отслужившие во фрайкоре, австрийских вспомогательных частях. Это – недобрый знак.