Гроза тиранов
Шрифт:
Домик пастухов стоял на самом отшибе. Турки спалили крышу, разломали кладку. Пока никто не пожелал взять на себя заботу о восстановлении этого жилища, в нем поселился я с моими колбами. Четверо юнаков отгоняли любопытных.
Первая же плитка взрывчатки удалась. Валун, под который я ее заложил, подбросило почти на метр и разнесло на куски. Впечатляющее зрелище! После него желающих наблюдать за моими экспериментами стало значительно меньше.
За три дня, в придачу к напалму, я спрессовал два десятка милых кирпичиков, которых хватило бы на рытье целого котлована.
Для взрывателей я планировал
К четвергу в селении появились гости. Георгий выполнил обещание – к нам пожаловали арамбаши зимовавших по соседству отрядов. Они желали выслушать план и оговорить доли.
115
Гремучая ртуть – основной ингредиент при изготовлении капсюлей и взрывателей. Был получен как раз в 1799 году, но в ходу, конечно, появился значительно позже.
Полдня прошли во взаимных препирательствах. Собравшиеся в Грабичи атаманы гайдуков требовали от меня открыть самое главное: какой город я собираюсь брать, как обеспечу их проникновение за крепостные стены и как нейтрализую гарнизон. Даже всех разбойников Черногории было явно недостаточно для атаки любой из бывших венецианских твердынь.
Я увиливал, как мог. Лишь заявил, что к нужному часу уничтожу большую часть защитников, а остальных загружу так, что им продыху не будет. Без нюансов. Подробности обещал выложить лишь перед самым штурмом, чтобы не вылезло где наружу. Советовал и им соблюдать осторожность. Для юнаков охраны, оставшихся снаружи дома, мы всего лишь координировали совместный набег на Боснию.
Сербы поворчали, но согласились. Матерые волки, они не доверяли себе и друг другу. Не доверяли и мне, но в набег шли. Слишком большой приз посулили им.
Казна дахия… Все сборы с побережья, золото от грабежей, товары и серебро осевших в порту турецких купцов. Сто тысяч пиастров. По тринадцать тысяч каждому из семи пришедших на мой призыв. Плюс сбережения жителей. Турки перевозили казну из одной крепости в другую, так что уверенно сказать, где же она, никто не мог. Я заявил, что буду знать точно.
К ночи два арамбаши отказались и уехали. Пятеро остались в деле. Теперь в будущем набеге на каждого приходилось по двадцать тысяч. Ухмылки на обветренных лицах стали шире.
Совместно пришлые гайдуки могли выставить сто восемьдесят человек. С четой брата – больше двухсот. Я уверенно заявил, что мне этого хватит, чтобы выбить ничего не подозревающего врага из любой цитадели и продержаться до подхода перяников и русского десанта.
До полуночи мы обсуждали план совместной подготовки… и доли в будущей добыче. Те места, что казались мне тонкими, я просто опускал. Напирал на количество золота и выгоды внезапной атаки. При описании казны не скупился на авансы. Арамбаши хмурились, но слушали.
6
Перед входом в казармы толпились свободные от караула чауши и гарнизонные солдаты. Завтра
Провинциальные секбаны бестолково толкались и пробовали обрести порядок. Грузный купец, чье появление и вызвало суматоху, недовольно сопел рядом с нахмурившимся щуплым мулазимом, младшим офицером, пробовавшим организовать это людское стадо в приличный званию строй. Чуть в стороне собрались коруджу, янычары, за выслугой лет оставленные в гарнизонах. Воинская элита Порты, они всегда стремились подчеркнуть свое привилегированное по сравнению с провинциальной пехотой положение.
Наконец, толпа успокоилась. Купец торжественно зачитал письмо.
– Воинам Порты, надежным защитникам престола и опоре веры!
Солдаты одобрительно загудели.
– Негоцианты Бока-ди-Каттаро благодарят вас за то, что в минуты опасности, когда разбойники и душегубы совсем распоясались в нашем краю, именно вы, славные защитники обиженных, пришли к нам на помощь.
Купец набрал воздуха, вокруг заинтересованно примолкли.
– За то, что вы освободили наши дороги, изловили и наказали кровожадного Карабариса, мы, купцы, подносим вам эти сорок пять бочонков свежей вкусной прохладной бозы! [116]
116
Боза – бражка на просе и ячмене по вкусу напоминающая пиво.
Секбаны роптали, недовольные подношением. Только янычары хранили молчание – кроме браги, купцы пожертвовали им еще и внушительный кошель серебра.
С заехавшего во двор кочи подручные купца начали перетаскивать бочонки в кладовую казармы. Пять первых пузанков открыли прямо на плацу, щедро наливая пенистую жидкость в протянутые деревянные и глиняные кружки.
Первым, по традиции, отведал подаренный напиток сам купец. Выпив, он демонстративно перевернул чашу, показывая, что она пуста. Солдаты стали ухмыляться.
Еще две повозки с бочонками, въехав в город, двинулись к громадине крепости. Правда, до Кровавой башни они доехали только на следующее утро, простояв сутки во дворе дома купца Еюпа Кадри.
Ни янычары, ни секбаны не заметили, как после речи толстый купец испуганно оглянулся на погонщика въехавшей на плац повозки.
Возница, невысокий мужчина с необычными для побережья лазурными глазами, кивнул, показывая, что вполне доволен эффектом. Торговец облегченно выдохнул.
Херцег-Нови преображался. Один из видных жителей города оплатил настоящий фейерверк, чтобы запечатлеть в памяти жителей такое событие, как казнь гайдукского атамана.
Салы-ага милостиво разрешил христианскую забаву. Но имя щедрого негоцианта запомнил. Тех, у кого серебро карманы распирает, дахий всегда старался примечать.
Самое высокое здание города, цитадель Кровавой башни, окутали гирляндами, в нишах установили шутихи. На маленькой площади у подножия разместили ракеты для салюта. Мастер-итальянец, монтировавший оборудование, клялся, что если что-то пойдет не так в предстоящем зрелище, он готов себе руку отрезать.