Гроза тиранов
Шрифт:
Янычары улыбались шутке – одной рукой пиротехник уже не мог пользоваться. Видимо, перестарался в обещаниях.
7
Ночь мы провели в доме турецкого купца.
Сам осман с домочадцами лежал связанный в одной из комнат. Гайдуки рвались перерезать ему глотку, но я настоял, чтобы пленников оставили в живых. Хотя бы до утра.
Инструктаж боевых групп много времени не занял. Ребята четко усвоили свои роли. Оставалось надеяться, что все пройдет без сучка и задоринки.
Пока юнаки чистили оружие и перебирали припасы, я в десятый раз пробегал в мыслях собственный план.
Кмит ушел три дня назад. Гайдуки, сопровождавшие его, подтвердили, что фелука с агентом благополучно добралась до дежурившего у берега фрегата с русским флагом. Сейчас флот уже должен идти к нам. Гонца с сообщением, что все отменяется, от него не появилось, значит, пока все в порядке.
Я провел в город шестерых бойцов. Все – из внутренних провинций Порты, хорошо говорят по-турецки, все появились в Херцег-Нови разными путями. Двое на рыбацкой фелуке, трое пришли погонщиками купеческого обоза, самый шустрый прикрывал меня. Парочка нищих – обычное зрелище на этих дорогах. Никто не засветился, не вызвал подозрения.
Остальные гайдуки четы брата должны были появиться на сцене в самый нужный момент.
Что еще?
Союзные арамбаши заявили своим юнакам, что выходят в совместный рейд к западной границе. Отряды их ушли два дня назад. И вчера все синхронно повернули назад, якобы из-за сильного турецкого заслона на перевалах. Это – деза для шпионов осман, пускай разбираются.
Последним пунктом была поддержка самой Черногории. Тут не все так гладко. Жеврич передал письмо, что перяники владыки появятся лишь только тогда, когда мой человек доставит сообщение, что город взят. Негуш не желает рисковать понапрасну.
Впрочем, русские штыки мне нужнее сабель гвардейцев-горцев.
Я крутил план и так и этак, пытаясь предусмотреть в нем все слабые места.
За стеной послышалось бренчание. Это – Нико, старый попрошайка и уличный певец, глаза и уши Жеврича на побережье. Начальник разведки сдал мне своего агента еще в Цетине. Ушлый серб готов многое поставить на кон. Не каждый день кто-то согласится за тебя каштаны из огня таскать!
Старик неплохо помог. Именно он посоветовал дом купца Кадри в качестве временного пристанища. Теперь вот дедок решил повеселить ребят пением? Только дискотеки в доме не хватало!
Я отложил кинжал, которым чистил края фитилей для взрывателей, и вышел в коридор. Надо успокоить их, пока музыку не услышали прохожие на улице.
Гайдуки сидели на полу, окружив старого певца плотным полукругом. На мое появление никто и головы не повернул. Главным здесь, конечно, сразу после меня, был Воислав. Седой, весь покрытый морщинами – он выглядел совершенным стариком, хотя на самом деле едва разменял четвертый десяток. Для его и остальных ребят у меня было припасено особое задание на завтрашнее утро. А они тут вместо того, чтобы спать и сил набираться, баллады слушают!
Старик, закатив глаза, пел, подыгрывая себе на пузатой бандуре:
Этой бой никогда не окончитсяНи на выжженном поле, ни в сердце,В этот день не поет, не играет никто,Даже птицы стихают и плачут.Ты замри и подумай о мертвых героях, юнак.Коль умолкнешь, то к ночи услышишь,Как сквозь темру и время к тебе донесетсяТопот их лошадей и звон стали…И придет к тебе шепот:
«Серб, вокруг посмотри,Не беги от того, что на сердце.Здесь полны волчьи ямы до самых краев,Наших рубленных глав, языков, языков…Сердце Родины порвано нынче.Иль земля перестала мужчин сербам рожать?Или гордость османам продали,Коли сестрам и мамам не можем сказать,Где отцов наших мы потеряли?»И сожмется рука на верном клинке,И по усу скользнет злая капля.В Видов день [117] все ручьи и все реки вокругВ нашем Косово пенятся скорбью,И впадают к нам в души, в наше сердце текут,Обращенные кровью… [118]117
Видов день (день св. Вита) – в день св. Вита, 15 июня 1389года, на Косовом поле сошлись армии сербского князя Лазаря и османского султана Мурада. Сербов было 80 тыс., турок – 300тысяч (по другим источникам 15тысяч сербов против 30тысяч турок). Сражение длилось целый день и закончилось разгромом сербов. Султан Мурад погиб, заколотый зятем Лазаря Милошем Обиличем, пожертвовавшим собой ради отчизны.
118
По мотивам стихотворения Миролюба Тодоровича «Видов день».
Проникновенный хриплый голос заставил глаза юнаков разгореться особым блеском. Плечи их распрямлялись, губы сходились в узкую нить. Никто не пробовал подпевать, хотя многие знали слова.
Я тоже их уже слышал, потому и смолчал.
Лишь когда последний аккорд затих, знаком показал Нико, чтобы тот закруглялся. Старик, глядя поверх голов слушателей немигающим взором, кивнул и отложил бандуру.
Гайдуки молча начали расползаться по комнате. Они ложились на сорванные со стен ковры, раскладывая вокруг оружие. Караульные потопали вниз, к пленникам.
Я вздохнул. Это – плохо, когда в тебя не верят.
Видов день – день, когда войска сербского короля вышли биться против захватчиков турок и почти все погибли, день скорби и памяти, героизма и пожертвования.
Эту песню здесь пели, когда шли на смерть.
8
Первыми заволновались караульные, поставленные у ворот города. Солнце только выбежало на небосклон, как усатые чауши начали хвататься за животы и один за другим бегать к городскому валу, ближайшей выгребной яме. Солдаты жаловались на резь, слабость в ногах и тошноту. Онбаши послал гонца к табибу, должному обитать при казарме, но посланник вернулся ни с чем – лекарь был занят в полку.
Дальше становилось хуже. Боли в животах стали невыносимыми, на лицах караульных проступил пот, тела била дрожь. Сам онбаши тоже чувствовал себя неважно.
В казармах в это время царил сущий кавардак. Эпидемия, которая поразила стражу у ворот, тут, в центре нижней крепости, собрала еще больший урожай. Больше половины солдат уже слегли, коридоры казематов заполнили тугие пары испражнений и блевотины.
Те, кто еще держался на ногах, собрались на плацу. Соображали османы быстро – уже к обеденной молитве ворота казармы распахнулись. Полторы сотни турок, почти все способные стоять на ногах, двинулись на поиски купца Кадри. Прохожие и жители благоразумно убирались с дороги разъяренных осман. Те немногие, кто не успевал, присоединялись к процессии, если были мусульманами, или отправлялись в канаву с перерезанным горлом и вспоротым животом, если носили крест на груди. Солдаты не занимали голову сложными размышлениями.
Не успела орущая толпа добраться до дома купца, как сзади громыхнуло. Здание казармы вспучилось, выросло в размерах и разлетелась, полыхнув огнем и клубами дыма. Это оставшиеся османы решили проверить, что же они такое пили. В подвале оставалось всего две бочки. Добровольцы вытянули их наверх, шатающийся онбаши взмахнул деревянной киянкой, вышибая толстую пробку…
Вспучившийся осколками камня и грязи огненный цветок еще только начал оседать на замерший от ужаса город, как орущая толпа, потрясающая ятаганами и ружьями, ворвалась во двор купеческого дома. Во дворе было пусто. Самые ретивые тут же двинулись на стены, пытаясь взломать окна. Остальные приступили к запертым дверям. Какой-то здоровяк вытащил кувалду и, не мудрствуя, всадил ее в полотно двери. Стальная полоска, в которую он метил, погнулась, но устояла.