Гроза
Шрифт:
–Откуда у вас был пистолет?
–Я нашел его зимой, возле кафе «Ноев ковчег», он там в снегу валялся, у задней стены.
–А где он сейчас?
–Я выбросил его в реку. Испугался, честно говоря.
–В Обь?
–Нет, в Барнаулку, недалеко от съезда на новосибирскую трассу– оперативники переглянулись. Это означало то, что после допроса им всем придется тащиться к Барнаулке, этой мутной грязной луже,
–Что было дальше?
–Она выстрелила, пуля ушла в «молоко», я засмеялся, она обиделась и выстрелила опять. Теперь пуля прошла рядом со мной. Я испугался, наорал на нее и выхватил пистолет. Пока мы пререкались, пистолет был у меня. Потом мне надо было сбросить напряжение, я начал стрелять по деревьям. Надя пошла вперед, оказалась на линии огня, а я не среагировал и нечаянно спустил курок. Она упала, я подбежал к ней, она молчала и не смотрела на меня. Я сбегал, сорвал веток, чтобы ее укрыть. Когда вернулся, она не дышала, я завалил ее ветками и убежал.
–Почему не сообщили о случившемся?
–Говорю же, испугался,– немного раздраженно ответил Колосов, оперативники невольно напряглись, готовые в любую минуту повалить его на пол и скрутить. Уже был такой инцидент, когда пьянчужка, которого забыли обыскать, пропорол следователю ногу спрятанным в рукаве ножом, неожиданно бросившись на того. –Больше мне сказать нечего.
Соколовский доделал бланк, распечатал его на единственном рабочем принтере и протянул Колосову.
–Посмотрите, все ли верно записано.
Тот мельком проглядел поданный ему лист и отрывисто кивнул. Глаза у него бегали вперед-назад, он явно растерялся и не знал, что ему делать. И постоянно мял пальцами в наручниках отворот черной ветровки и протирал потными ладонями свои темно-синие джинсы. Он вспотел, и к сырости в кабинете добавился еще и резкий удушливый запах пота. Астматик Бернс, плотно сбитый парень тридцати лет, тоже старший лейтенант, напарник Соколовского, тяжело дышал. Астма у него развилась уже на работе, больше на нервной почве, чем из-за слабых легких.
–Оперативная съемка завершена в 19:35 вечера 21 марта,– методично отметил Бернс. Сказав это, он выключил камеру, подозреваемого под конвоем увели. В кабинете остались Михеев с Коргиным, они молча смотрели, как Соколовский оформляет бланки постановления о проведении очередных действий.
–Это то, о чем я думаю? – тоскливо протянул Михеев, утомленный сегодняшним мутным и педантичным днем до крайности. У него бурчало в животе, на весь отдел. Хотелось есть, курить и спать, а ночью снова нужно было в составе патруля таскаться по городу. Сокращения дошли и до дежурной части, плюс нескольких оперативников задело на недавней облаве наркоманов, так что людей было в обрез. Двоих на облаве убило наповал, теперь их семьи выбивали с дежурки компенсации. Гиблое дело, они просили по миллиону, вряд ли им дадут больше пятидесяти тысяч и то на всех.
–Увы,– кивнул следователь,– поехали копаться в Барнаулке. Надо же, я хотел на выходных вырваться на рыбалку, – саркастическим тоном добавил он, роясь в ящике стола в поисках таблеток. Парацетамол не мог купировать головную боль, оставалось мечтать об аспирине, лежащем дома. Вот она, суть любви на расстоянии, когда ты на работе, а твое спасение на квартире.
До Барнаулки, до установленного по координатам места, добрались к девяти часам вечера. Туда уже согнали СОГ с моторкой, баграми и сетями. Уже совсем стемнело, лужи покрылись тонкой беловатой коркой льда. Небо очистилось от облаков и покрылось звездами, что обещало кратковременное возвращение мороза. По-прежнему дул сильный ветер, оперативники то и дело плотнее надвигали капюшоны курток, пытаясь согреться. Не повезло Соколовскому и Коргину, которым пришлось лезть по колено, потом по пояс в ледяную мутную и вязкую воду и закидывать плотные сети, шерстя дно в поисках злополучного пистолета. Одежда намокает сразу, сначала продирает до костей, потом начинается привыкание, появляется заторможенность в движениях. Потом долго не можешь согреться, а наутро ниже пояса будет разваливаться от боли все.
Конец ознакомительного фрагмента.