Гроза
Шрифт:
У судьбы же были свои планы относительно социализации Ивана. Когда он уже поворачивал за угол, чтобы по знакомой улочке зайти в свой дворик, из дырки в высоком деревянном заборе вылез то ли пес, то ли какой-то леший. Существо отряхнулось от грязи и недовольно сгорбилось. Человеческий ребенок, сейчас больше походивший на ожившую копну сена, увидев Ивана с интересом подошел ближе, чтобы его получше рассмотреть и ощупать. К рубашке мальчика тянула до локтей измазанные в земле и саже руки русая девчонка. Всем своим видом – от растрепанных волос до усеянного веснушками миловидного лица с аккуратным острым носом – она напоминала пшеничный колосок. Девочка с неподдельным интересом изучала нового жителя деревни, где все друг друга знают, и сделала важное заключение, по ее невероятно авторитетному мнению, решавшее его дальнейшую судьбу.
– Ты больной, поэтому так хромаешь? Если будешь таскать с собой такой костыль – точно в лес не возьмут! Ты мне поверь, у меня папа – главный охотник, он все знает!
Иван, услышав столь резкое замечание, сначала побагровел, а затем его будто вновь бросило в лихорадочный жар. Ему сразу стало стыдно, что он взял с собой эту штуковину, а не оставил ее у злобной бабки. Что же теперь делать?! Мальчик едва устоял на ногах и успел открыть рот, чтобы промямлить невнятное оправдание, пришедшее ему в голову, но не успел. Незнакомка не оставила ему ни одного шанса вставить хоть слово. Она ухмыльнулась и быстро затараторила, встретив в глазах знакомого ей деда Владимира веселые одобрительные искорки.
– Ой, а я же имя свое сказать-то и забыла! Божечки, ну я и глупая! Меня Улита зовут, Улита я! Папа, правда, меня Улитой Никитичной зовет, но это как-то длинновато… А тебя как звать? Откуда приехал? Я тебя тут раньше не видела, веришь?! Ах, я же живу тут, в доме с красной крышей, приходи, поиграем!
Улита так бы и продолжила разговор с как воды в рот набравшим собеседником, если бы ее не окликнула мать из того самого дома. Девочка с неохотой отозвалась, но все же домой возвращаться была не намерена. Она решила найти более интересное занятие, чем помощь по огороду. Улита шустро побежала по дорожке в сторону опушки и в считаные минуты ее и след простыл. Иван так и стоял на одном месте, наблюдая, как его новая знакомая скрывается в лесной чаще.
– Ты чего это, лом проглотил? – беззлобно усмехаясь спросил Владимир. Его позабавила соседская озорница и то, как своим появлением она обескуражила скромного городского мальчишку.
– А… ну… я растерялся, – признал свою беспомощность Иван. Ему только и оставалось, что развести руками.
Дальше они шли без приключений. День снова обрел привычную серость, лишь огромный зеленый массив возвышался на горизонте. Всю дорогу до дома дед с внуком прошли молча, в доме тоже было тихо. Рита сидела у окна и что-то читала. Услышав дверной скрип, она лишь на миг оторвалась от книги, но тотчас же вновь зарылась в пожелтевшие от времени страницы. Она знала, что Владимир хорошо следил за мальчиком и ее усилий просто не требовалось. По крайней мере, ей нравилось так думать. Сближение деда с внуком позволило ей почти полностью отвлечься от роли матери и на счастливые две недели забыть о существовании Ивана, вечно ждавшего от нее какого-то чуда. Женщина ловко перелистывала страницу за страницей, пока ее сын по-собачьи ловил ее взгляд. Он соскучился по матери, но ждать от нее проявления хоть каких-нибудь нежных чувств не осмеливался. Она уже спасла его из капкана, чего же большего он ждет, наивный глупый ребенок! В нем намертво застряла нездоровая привычка боготворить Риту, когда она нисходила до него, недостойного похвалы и ее гордости. Иван с жадностью ел щи, которые приготовил Владимир, виновато отводил взгляд, когда ложка начинала дрожать в его ослабевшей руке. Трапеза прошла тихо, трое почти не говорили, Рита продолжала читать. Вечер провели за настольной игрой, и каждый со своими мыслями ушел спать.
На следующий день случилось нечто нетипичное, можно сказать – необыкновенное. Ко двору Владимира прибилась собака одного из соседей – известного развратника и пьяницы. Иван полол грядки с матерью и забыл тяпку в доме. Пришлось возвращаться. Мальчик спешил, чтобы задобрить Риту и, возможно, услышать от нее, что он молодец и усердный труженик. Пока Иван бежал через маленький огород, на глаза ему попалась странная насыпь, которой он еще не замечал. Он присмотрелся и понял, что это совсем не обычный холм, возникший неизвестно откуда, а самая настоящая лайка, уснувшая у ржавой бочки с водой для полива растений. У нее была густая рыжая, словно опаленная солнцем шерсть и красивейший хвост-калачик, который она прятала во сне. Мальчик сначала не поверил своим глазам, никогда еще он не видел таких красивых собак, затем все же подошел ближе. Лайка, мирно сопевшая на солнышке, резко вскочила, заслышав шаги и вся ощетинилась. Ее янтарные глаза забегали по сторонам в поисках провонявшего, как всегда, спиртом хозяина с тяжелой палкой, но перед ней стоял худощавый человеческий детеныш с большими блестящими глазками-блюдцами. Собака сразу переменилась. Шерсть, дыбом стоявшая на ее загривке, опустилась, а обнаженные белые клыки сменила веселая острозубая улыбка, больше похожая на оскал. Лайка завиляла хвостом и обнюхала мальчика, завертелась около него и полезла целоваться. Иван сначала с осторожностью прятал от неугомонной собаки нос и губы, но затем сдался и тоже заулыбался во весь рот. Оказалось, что его сердце завоевать было проще простого. Лайка вилась у его ног, точно провинившаяся кошка, и ласково повизгивала. Она была аккуратной и небольшой, поэтому ставила лапы Ивану на плечи, не доставляя ему дискомфорта, и жалась к его груди. От мальчика исходило человеческое тепло. Он гладил лайку и упоенно приговаривал всевозможные ласковые слова, значения которых не могла знать собака. Мальчик зарывался руками в теплый рыжий, почти лисий мех внезапной гостьи, и на сердце у него пели птицы. Он дразнил лайку палкой, которую нашел в кустах, и играл с ней в перетягивания. Собака даже понимала, когда Иван намеренно прятался за бочкой и ждал, пока она его найдет. Когда она его обнаруживала, то непременно осыпала градом поцелуев и старалась облизать руки, нос, шею и всего нового друга. Лайка была невероятно взрывной по характеру и не могла усидеть на месте. Она всюду следовала за Иваном во время игры, и даже когда он пошел за инструментом, старалась бежать по пятам, ни на шаг не отставая от полюбившегося ей маленького человека. Она путалась у него в ногах, тыкалась мокрым носом в его теплые ладони и визгливо тявкала, требуя внимания. Собака была на редкость шустрой и доброжелательной.
Их игры прервала Рита, повелительно окликнув Ивана. Он снова был обвинен в нерасторопности и безалаберном отношении к просьбам матери. Мальчик почувствовал себя невероятно виноватым, покраснел до самых кончиков ушей и был вынужден распрощаться со своей мохнатой подружкой. Только вот собака не желала ничего знать о том, что мальчику пора возвращаться к человеческим делам. Еще чего, им же было так весело вместе! К тому же он ей приглянулся. В раскосых глазах лайки проскакивали мысли – шальные пули, но ни одна не помогала удерживать маленького человека. В конце концов она решила поступить решительно, с громким визгом и заискивающим взглядом вопрошающего прыгнув прямо на руки Ивану. От неожиданности мальчик едва не упал, неловко обхватив собаку обеими руками. Лайка тут же сообразила, что делать. Опыт столетий нашептывал ей единственный верный путь к сердцу маленького человека. Она закинула свои лапы ему на грудь и яростно принялась облизывать шершавым розовым языком его нос, щеки, губы и смеющиеся глаза. Лайка неистово виляла хвостом и пританцовывала на задних лапах, будто бы и вправду собиралась уместиться в крепких объятиях Ивана.
– Ну хватит, хватит уже, глупенькая! Меня зовут, понимаешь? Мне пора! – взмолился мальчик, отбиваясь от вездесущей рыжей бестии. Он действительно потерял счет времени и припозднился на добрые сорок минут. Иван понял это, когда бросил взгляд на настенные часы, висевшие в прихожей.
Теперь уже с инструментом в руках он бросился через двор к матери, чтобы хоть как-то компенсировать время игры со своей новой подружкой. Он уже знал, что услышит в свой адрес, понимал, какой пренебрежительный взгляд ему придется выдержать, но почему-то внутренняя тревога на время отступила. На смену ей пришла надежда в виде рыжей, точно купающееся в лучах рассвета солнце, лайки, что внимательными и грустными глазами следила за ним из-за забора. Мальчик заметил, что к ней подошел какой-то грязный сгорбленный мужик в рваной рубахе и схватил ее за шкирку. Хозяин потащил резко затихшую собаку домой, на цепь, отплевываясь и всячески проклиная новоприбывших соседей. Иван хотел уже было рвануть на помощь лайке, но его самого резким словом осадила мать, вернув в привычное ему молчаливое, покорное состояние. В ее присутствии он дрожал, словно осенний лист на голой березе. Он чуть не взвыл в голос, когда она вместо желанного внимания и любви подарила сыну холодный, пронизывающий своим безразличием взгляд. Мальчик работал смирно и добротно, помогал по силам, старательно таская и ведра с водой, и мешочки с удобрениями. Часы будто бы остановились. У Ивана от перенапряжения разболелась голова, и он был рад услышать, что Владимир готов пойти с ним на рыбалку. Тогда он засуетился, поспешил надеть теплые высокие шерстяные носки и натянуть на них красные резиновые сапоги, которые нашел за печкой. Мальчик прямо-таки светился от радости. Он первый раз отправлялся на рыбалку! Мысли о новом приключении волновали, вызывали приятную дрожь нетерпения. Он повторял про себя названия всех рыб, которых только знал и про каких читал в книжках. Мальчик смог вспомнить не больше десятка видов, однако это не сильно его расстроило. Сердце его затрепетало, словно птица в золотой клетке. Иван услышал, что Владимир говорил о том, что собирался зайти за леской во двор, куда только что мужик увел полюбившуюся ему лайку.
***
Перекинув через плечо походный рюкзачок, Иван поспешил за дедом. Они быстро собрали снасти, накопали жирных червей у навозной кучи и надежно закрыли находку в пластиковую баночку из-под майонеза. Этот наиважнейший груз Владимир доверил нести внуку, подсказав, что в посудинке могут быть дырки, за которыми следует строго следить, иначе карасей придется приманивать собственными пальцами. Старик давненько не ходил удить рыбу, поэтому только перед самым выходом понял, что леска на одной из его удочек порвана, а запасная уже вся вышла. Пришлось искать по соседям. Первым, к кому он мог обратиться за помощью был старый алкоголик и сумасброд – дед Шурик.
Домик его был похож на маленькую пещеру. В большом дворе одиноко стоял огромный столетний дуб, возвышавшийся над деревенскими постройками. В его тени лежал маленький сарайчик, уже перекошенный и почти развалившийся от времени, с пристройкой в виде каморки, находчиво переоборудованной владельцем под склад для различных увеселительных напитков. У этой лачужки стояла будка, к которой была привязана рыжая собака, издалека напоминавшая лисицу. Она встретила гостей громким визгливым лаем, заволновалась и начала грызть веревку. На шум вышел и сам хозяин дома. Это был маленький щуплый человечишка лет шестидесяти, с синюшными глазами навыкате, большим красным носом и вислыми бульдожьими щеками. Он шепелявил и едва мог связать два слова без использования ругательств. Вся его речь состояла из сплошного, ничем не прикрытого отборного мата. Дед Шурик не читал книг и не смотрел фильмов. Единственным научным трудом, который он прочел, была азбука. И то под старость он совсем перестал различать мягкий и твердый знаки.
– Шево вам надо, шощед? – спросил Шурик, опираясь на дверной косяк трясущейся от похмелья широкой рукой. Он сильно щурился, потому что изображения плыли у него перед глазами, сменяя друг друга. Одна сторона его лица опухла и напоминала место пчелиного укуса. Вид у старого алкоголика был, прямо скажем, безобразный.
– Будь добр, одолжи лески! Я внука хочу на рыбалку сводить, – уверенно произнес Владимир.
– А сколько заплатишь? Знаешь ли, сейчас все денег стоит, лишнего вздоха не сделаешь без уплаты налогов. Я бы, конешно, дал тебе так, но ты послушай… Я еле концы с концами свожу – сам видишь!