Грозные годы
Шрифт:
Через некоторое время он встал из-за стола и прошел в соседнюю комнату немного отдохнуть.
Майор приказал артиллеристам прекратить огонь.
Пока Бадер отдыхал, на его имя принесли несколько радиограмм. Турнер не стал беспокоить генерала Бадера и только через два часа осторожно постучал к нему.
— Господин генерал, прошу прощения, что я вас разбудил, но наши подразделения, действующие против партизанской бригады, просят поддержки артиллерии!
— Пусть артиллеристы действуют, — надевая сапоги, мрачно бросил Бадер.
В соседней комнате на столе его ждали радиограммы.
«Наши 342-я и 718-я пехотные дивизии и части 2-го и 3-го домобранских корпусов общей численностью до тридцати пяти тысяч человек при поддержке четырех эскадрилий бомбардировщиков начали операцию по уничтожению партизанских банд в районе Сараево, Вишеград, Зворник, Тузла, Вареш. Наши войска сильно потеснили партизан и овладели основными коммуникациями, однако части партизан удалось прорвать кольцо окружения и уйти в горы. В этих боях противник понес значительные потери: около четырехсот убитыми и двухсот пятидесяти ранеными. Пленных нет».
— Ложь! — закричал Бадер, швыряя радиограмму на стол. — Партизанская бригада насчитывает около тысячи человек, а из донесений следует, что со дня ее формирования по сегодняшний день убито уже около двух тысяч партизан! Как прикажете это понимать? — спросил он, обращаясь к Турнеру.
— Да, здесь есть какая-то неувязка. И главное, партизанская бригада продолжает действовать! — ответил тот.
— Они нам нахально подсовывают заведомо ложную информацию! — покраснев от ярости, рявкнул Бадер и схватил другую радиограмму. В ней говорилось:
«Четническое командование в Восточной Боснии и Герцеговине после переговоров с нашим и итальянским командованием в Вишеграде отдало приказ своим гарнизонам в Восточной Боснии обеспечить нашим частям свободное продвижение во всех направлениях, а также сбор информации о партизанах, действующих в этом районе».
— Вот этому я больше верю, хотя четники — самый настоящий сброд, может быть, даже похуже домобранов.
— Наверняка! — подтвердил Турнер.
В третьей радиограмме Бадер прочитал:
«Сегодня, 16 января 1942 года, части 342-й пехотной дивизии вошли в Сребреницу, а усиленный 697-й полк 342-й дивизии прибыл во Власеницу, из которой четники согласно предварительной договоренности вывели свой гарнизон».
В отношении этой радиограммы Бадер воздержался от комментариев.
В четвертой говорилось:
«На железнодорожной станции Пьеновац усиленный 1-й батальон 697-го полка 342-й дивизии внезапно атаковал так называемый шумадийский батальон партизанской бригады, в составе которого находился романийский партизанский отряд... В этом сражении уничтожено шестьдесят три партизана, в том числе Славиша Вайнер, именуемый Дядей Романийским, и командир шумадийского батальона Милан Илич — Дядя Шумадийский, Тело Вайнера повешено на привокзальной площади, с тем чтобы развеять миф об этом бандите».
Последняя радиограмма гласила:
«Под ударами наших частей противник непрерывно отступает. Батальоны так называемой Первой пролетарской бригады отходят в направлении Пале, Яхорина. В бригаде поддерживается строгая дисциплина и постоянная боеготовность, основанная на коммунистическом фанатизме. Считаем необходимым довести до сведения высшего командования, что во главе бригады стоят опытные командиры. Умело используя особенности местности, они ловко обходят наши засады и избегают окружения...»
Дочитав, генерал Бадер продиктовал две радиограммы в войска. В первой, напоминая о строжайшей ответственности и серьезности создавшейся ситуации, он требовал принятия самых энергичных мер для скорейшего и окончательного уничтожения партизанской бригады. Во второй коротко упоминалось об ответственности за подачу неточной информации и содержались язвительные замечания насчет тоге, что если верить полученным донесениям, то в Югославии на сегодняшний день не осталось ни одного партизана.
Вечером генералы Бадер и Турнер уехали в Сараево, а оттуда на следующий день вылетели в Белград.
— Вы, кажется, хотели подольше побыть в войсках, господин генерал? — уже в самолете спросил Турнер у Бадера.
— Господин Турнер, я был бы вам очень признателен, если бы вы не совали нос в те дела, которые вас не касаются, — отрезал Бадер и повернулся к иллюминатору.
Турнер промолчал.
Через час они уже были на аэродроме в Земуне. Сев в автомобиль, Бадер как бы про себя зло пробормотал:
— До сих пор не удалось взять в плен ни одного партизана из этой проклятой бригады, какое уж тут «уничтожение»!
— Вы правы, господин генерал, — поспешил согласиться с ним Турнер, — пленные всегда предвещают близкую победу.
— Я чувствую, что после генерала Бёме, который, по его собственному выражению, «усмирил сербов», мы получили в наследство очень серьезного противника.
Всю оставшуюся часть пути до штаба они молчали...
17
Через Игман
Стояла тишина. Морозный воздух был неподвижен. Части Первой пролетарской бригады готовились перейти через реку Босна и Сараевское Поле. Вдали прогрохотал тяжело груженный немецкий состав. Авангард бригады находился уже у подножия ледяной горы...
Опустилась холодная ночь. Не переставая падал снег. Мороз усиливался, завывал ветер. Из-за сплошной завесы снега в двух шагах ничего не было видно. Очертания предметов сливались, все приобретало свинцово-серую окраску. Обледеневшая одежда сковывала движения. По застывшему руслу Босны, скрытому высокими деревьями, кружились снежные вихри. Батальоны уже миновали болотистые места, пересекли шоссейную дорогу, которая вела к Сараеву, и оказались в окрестностях города.
Когда несколько батальонов перешли железнодорожную насыпь, из метели вдруг вынырнул длинный состав. Партизанам даже не пришлось укрываться — за сплошной пеленой снега их никто бы не увидел. Иззябшие бойцы со злостью смотрели на ярко освещенные окна вагонов. Никогда еще не были они так близко от немецких солдат, домобранов и усташей, с которыми сражались уже несколько недель.