Грозные годы
Шрифт:
— Разрешите продолжать? — снова обратился к ним генерал Турнер, которому, видимо, их соперничество и стремление обвести друг друга нисколько не мешало.
— Да, да, конечно! — похлопав его по плечу, сказал Амброзио.
— Наша операция началась в Мачве, — продолжал Турнер, — за несколько дней до прибытия 113-й пехотной дивизии с Восточного фронта... Крупными силами мы прошли через Мали-Зворник, в то время как 342-я дивизия, усиленная двумя пехотными полками, наступала по шоссе от Шабаца до Лешницы и на этой линии перерезала противнику путь отступления из Мачвы на юг...
— Какое отступление, если они собрались в Рудо? — вмешался Амброзио. — Покажите, где Рудо?
— Вот здесь! — ответил Турнер.
Лист приблизился к
Генерал Гарольд Турнер продолжал описывать ход дальнейших операций. Излагая объективные трудности, он не стеснялся употреблять выражения «боеспособность партизанских частей», «гибкость в обороне, смелость и слаженность в наступлении», «осведомленность о передвижениях и концентрации сил противника» и другие. Он говорил о карательных мероприятиях немецких частей, которые в народе, как правило, вызывали реакцию, прямо противоположную ожидаемой, а в заключение обратил внимание и на неэффективные действия союзников в районе Санджака и междуречье Дрины и Лима.
— Господин Амброзио, подобное поведение ваших частей просто недопустимо! — нахмурился фельдмаршал Лист. — В то время, как наши войска на Восточном фронте...
— Друг мой! — перебил его рыжебородый итальянский генерал. — В этом случае упреки можно адресовать только штабу нашей 9-й армии. Отдавая себе отчет в том, что взаимные обвинения идут скорее во вред делу, чем на пользу, считаю необходимым подчеркнуть тот факт, что наши гарнизоны были застигнуты врасплох. Кроме того, господа, хочу еще раз напомнить вам: я командую 2-й армией...
— А я имел в виду не только вас! — Лист сверлил его взглядом, уже не скрывая своей озлобленности. Потом, повернувшись к Турнеру, дал ему знак продолжать.
— В Черногории находятся три дивизии 9-й армии, — сказал генерал Турнер. — Видимо, партизаны всех их застигли врасплох, исключая гарнизон вашего однорукого приятеля в Плевле.
— В Черногорию направляется еще одна наша дивизия, — дополнил сведения Турнера генерал Амброзио. — Это должно улучшить положение.
— Насколько я осведомлен, причина неудач кроется в вашем офицерском составе, господин генерал! — заметил Лист.
— Вполне вероятно. Но нечто подобное, кстати сказать, проявилось и в ваших войсках на Восточном фронте, — нашелся генерал Амброзио.
— Я говорю сейчас о союзных итальянских войсках...
— И я тоже так считаю, — поддержал Листа Турнер.
Хитрому итальянцу не хотелось спорить ни с тем, ни с другим, особенно с Листом. Фельдмаршала он считал опасным и гадким стариком, угрюмым и пренебрежительным, переполненным высокомерием и самолюбием. Да и этот послушный холерик, который так настойчиво знакомил их с последними наступательными операциями немецко-итальянских сил против партизанских отрядов в Рудо, представлялся ему малопонятным и скользким человеком. Соглашаясь с ними и угодливо улыбаясь им, что вызывало в нем самом отвращение, генерал Амброзио сразу почувствовал их прусскую выучку, смолоду развившую в них стремление к блестящей карьере, развлечениям и богатству. Сейчас же на их пути оказалось серьезное препятствие, которое генералу Амброзио виделось вполне определенным и реальным. Сам он давно уже избавился от иллюзии, что Гитлеру и Муссолини удастся покрыть фашистской свастикой всю континентальную Европу. Его скептическое мнение о сложившейся ситуации, которое он так ловко скрывал, во многом отличалось от мнения большинства итальянских генералов, в том числе тех, что играли значительную роль на Балканском театре военных действий, — Уго Кавальеро, Пирцио Биролли, Маротти. Войска вермахта в войне против Советского Союза представлялись ему слоном, напавшим на огромный муравейник. В этой схватке, говорил он своим ближайшим друзьям, слон, конечно, нанесет очень большой ущерб муравейнику, раздавив в своем слепом бешенстве сотни тысяч, а может, и миллионы муравьев, но в конце концов он будет свален ими и обглодан до костей.
— У меня создалось плохое мнение о большинстве ваших высших армейских начальников! — проговорил Лист, решив наконец высказать все свои упреки генералу Амброзио прямо в глаза.
— Дорогой мой друг, если бы вы к тому же еще знали, что думают некоторые наши офицеры об офицерах вермахта, то ваше мнение о нас было бы еще хуже.
— И как вы поступаете с такими? — поинтересовался генерал Турнер.
— Отдаем под трибунал! В подобных случаях разбирательство бывает недолгим...
Потом они сели за стол и принялись обсуждать план совместных действий против только что сформированной партизанской бригады и других отрядов, действующих на всей территории Югославии. При этом их мнения и оценки во многом расходились. Надеясь переложить на других часть ответственности в случае неуспеха запланированных операций, они решили письменно оформить свое соглашение, и тут прямолинейности и резкости фельдмаршала были противопоставлены мягкость и лукавство генерала. В этом наглядно проявились не только различия их темпераментов и характеров, но и те качества, которые в конечном счете определяют индивидуальный облик каждого человека.
Когда Турнер закончил составление документа, фельдмаршал Лист открыл свой блокнот и сказал, что познакомит их с директивой Гитлера, которую он получил в конце сентября 1941 года и которая, как он выразился, во многом предопределила эту встречу в Белграде.
— Благодарю вас за оказанное мне доверие, господин фельдмаршал! — отвесив поклон, проговорил генерал Амброзио, уверенный, что его поведение собьет с толку не только Листа, но и Турнера, который, похоже, анализировал каждое его слово и движение, словно получил от руководства такое задание.
— Директива фюрера гласит... — продолжал Лист, будто не слыша Амброзио.
— Да, да, пожалуйста, прочитайте полностью! — оживился Амброзио.
Фельдмаршал Лист надел другие очки.
— Директива фюрера гласит, — повторил он и стал читать: — «Подавить восстание на юго-востоке, а затем обеспечить в сербских областях функционирование коммуникаций и объектов, важных для немецкой промышленности». Вот так, — сняв очки, сказал он. — По этому вопросу нам тоже надо договориться.
— Жаль, что не прибыли генералы Маротти и Кавальеро, — вставил Турнер.
— Что касается штаба 9-й армии и генералов Маротти и Кавальеро... то завтра мне придется вылететь в Тирану, — сказал вдруг, удивив всех, Лист.
Гарольд Турнер, хотя и имел чин генерала, не обладал военным талантом, но зато был опытным политиком. Он относился к числу тех, от кого центральный аппарат вермахта освободился, направив их на фронт и в другие горячие точки. В разное время на него были написаны три совершенно различные характеристики. В первой Турнер был представлен как перспективный, преданный и бескомпромиссный человек, которому место в СС или, возможно, в министерстве иностранных дел. Во второй — как интриган, не способный сотрудничать с другими службами. В третьей же было сказано, что он хитер и ловок, как лиса, напичкан множеством разнообразных сведений, однако ни по одному вопросу не обладает глубокими знаниями. Как бы там ни было, Турнер быстро разобрался в отношениях Листа и Амброзио и с большим вниманием и интересом наблюдал за тем, как эти двое представителей союзников стараются перехитрить друг друга. И чтобы помочь фельдмаршалу, от которого зависела его дальнейшая карьера, он тоже вытащил из своей папки листок и начал:
— Простите, господа, с вашего разрешения, я хотел бы прочитать вам циркулярное письмо генерала Франца Бёме, с которым он в сентябре 1941 года обратился ко всем нашим солдатам и офицерам.
— О, разумеется, читайте! — разведя руками, воскликнул генерал Амброзио.
— «Ваша задача — огнем и мечом пройтись по этой земле. В 1914-м из-за коварства сербов пролились потоки немецкой крови... Вы — мстители за тех погибших!» — прочитал он.
— Превосходно! Именно так! — воскликнул Амброзио.