Грозный эмир
Шрифт:
– А ты не боишься накликать беду на голову несчастного Луи? – прищурился на Жозефину Лаваль. – Даже если мы устраним Понса, у нас могут возникнуть проблемы с Иерусалимом и Антиохией. Не говоря уже о Риме. Ты уверена, что атабек Зенги придет тебе на помощь?
– Уверена, – сухо ответила женщина, поправляя локон, выбившийся из прически. – А что касается Антиохии, то я рассчитываю на твою помощь, Герхард.
– При всех моих неоспоримых достоинствах, дорогая, я все же недостаточно силен, чтобы завоевать Жемчужину Востока.
– Ты завоюешь мужчину, Лаваль, и этого будет достаточно. Ты знаком с Раймундом де Пуатье?
– Мы, кажется, мы встречались в Иерусалиме, – нахмурился Лаваль. – Но, честно
Жозефина засмеялась и повернулась наконец к гостю лицом:
– Пуатье любовник Алисы, но очень надеется стать ее мужем. Влюбленных голубков разделяет только одно препятствие – благородная Франческа, пассия Базиля де Гаста. Базиль покинул Святую Землю, но обещал вернуться. И она его ждет. Возможно даже дождется, поскольку в ее благополучном существовании заинтересованы многие люди, весьма критически относящиеся к выскочке Раймунду. Теперь тебе все понятно, Лаваль?
– Я должен убить эту женщину? – нахмурился Герхард.
– Тебе до нее не добраться, шевалье. Это сделают негодяи, куда более искусные в своем ремесле. Но мне нужны гарантии со стороны Раймунда де Пуатье. Я помогу ему стать графом Антиохийским в обмен на невмешательство в дела Триполи. Ты получишь тысячу денариев, Герхард, за пергамент, исписанный Пуатье.
– Две тысячи, – потребовал Лаваль. – Мне придется делиться с Теленьи. Этот пьяница в курсе всех интриг, плетущихся в Святой Земле вот уже тридцать лет. А я здесь новичок и боюсь попасть впросак.
– Здесь пятьсот денариев, – бросила Жозефина кожаный мешочек на столик из слоновой кости. – Остальные ты получишь, когда выполнишь мою просьбу. И не вздумай шутить, шевалье, мне не хотелось бы хоронить своего любовника в столь цветущем возрасте.
– Могла бы обойтись без угроз, – укоризненно покачал головой Лаваль. – Я сделаю все, что смогу.
При виде монет Гаспар де Теленьи ожил и даже просветлел лицом. Длинные пальцы шевалье потянулись к золотым кружочкам, но Лаваль перехватил его руку:
– Сначала дело, Гаспар, а уж потом пьянство. Перед нами поставлена серьезная задача, и мы с тобой должны ее решить во что бы то ни стало. Иначе нас с тобой ждет жалкая участь, а возможно и смерть.
– Ты продал душу дьяволу? – насторожился пьяница.
– Пока нет, – покачал головой Лаваль. – Но в какой-то момент мне показалась, что Жозефина де Мондидье дама из его свиты. Впрочем, так ли уж это важно, дорогой Гаспар?
Посольство благородной Алисы прибыло в Триполи, когда Лаваль уже начал терять терпение. Его возглавлял маршал графства Раймунд де Пуатье. Лаваль не стал вникать в проблемы, возникшие между Триполи и Антиохией, зато не замедлил нанести визит значительной персоне. Пуатье не сразу узнал иерусалимского знакомого, но, тем не менее, не выставил его за порог чужого дворца, отведенного посольству под постой щедрым Понсом. Похоже, антиохийские шевалье уже знали о незадаче, приключившейся с анжуйцем. Однако насмешек с их стороны по этому поводу не последовало. Из чего Герхард заключил, что благородные мужи из окружения Пуатье видят в визитере не столько неудачника, сколько союзника. Похоже, маршал Раймунд не сумел поладить с графом Понсом, об этом можно было судить и по его унылому лицу и по наличию гостей, точнее, по их полному отсутствию. Кроме самого посла и двух его угрюмых помощников в парадном зале не было никого. Так что благородных Герхарда и Гаспара посланцы графини Алисы сразу же окружили заботой и вниманием. Расторопные слуги мгновенно накрыли стол, порадовавший шевалье де Теленьи разнообразием блюд и обилием вина. Расторопный Гаспар тут же осушил наполненный до краев кубок за здоровье благородного Раймунда, которого он, видимо впопыхах, назвал графом.
– Да ладно вам, – махнул рукой Теленьи в ответ на предостерегающие взгляды шевалье. – А то мы не знаем, кто спит в постели, благородной Алисы.
– Спать в постели женщины, это одно, – наставительно заметил Лаваль, – а быть ее мужем, это совсем другое.
– Спасибо, что разъяснил, благородный Герхард, – процедил сквозь зубы шевалье де Саллюст, – а то мы уже решили, что ограбить человека и убить его, это совершенно разные вещи.
Этот неожиданный обмен любезностями, состоявшейся в самом начале застолья, мог бы окончательно рассорить гостей и хозяев, но шевалье де Лаваль признал свою вину и тем самым разрядил обстановку.
– Твоя правда, благородный Пьер. Упустив Сабаля, я осложнил жизнь не только себе, но и вам. Ты ведь приехал в Триполи, благородный Раймунд, чтобы пожаловаться графу Понсу на бесчинства, чинимые благородным Гуго в Латтакии?
– В графстве Антиохийском кроме Гуго есть еще и благородный Влад, – донес до сведения Лаваля шевалье де Теленьи. – Тоже хват каких поискать. Между прочим, барон де Русильон родной брат нашего коннетабля. Неужели вы, благородные шевалье, решили, что Понс, мучимый ревностью, ухватиться за ваше сомнительное предложение и разорвет дружеские отношения со старыми своими друзьями. Должен вам сказать, что вы припозднились лет на десять, по меньшей мере. Понс уже давно завел себе любовницу и развлекается с ней в свое удовольствие. А о связи Венсана де Лузарша с Сесилией в Триполи уже даже сплетничать перестали.
– Что, однако, не мешает графу Понсу выделять средства на содержание своей жены, – сухо заметил шевалье де Вилье. – Почему же благородная Тереза де Сабаль должна жить в нищете?
– Эк, тебя повело, юноша, – усмехнулся Гаспар. – Прежде чем хлопотать о чужих женах, вам следовало бы позаботиться о своих.
На слова, вскольз брошенные шевалье де Теленьи, обиделись все трое антиохийцев. Благородному Альфонсу не понравилось, что его назвали юношей. Пуатье усмотрел в словах триполийского пьяницы намек на свою жену Франческу. А почему обиделся Пьер де Саллюст было известно только ему да Богу. К счастью для Гаспара, вино еще не успело ударить в головы благородным шевалье, и они сумели удержать злобу, рвущуюся наружу.
– Ваши проблемы, это наши проблемы, – продолжал как ни в чем не бывало Гаспар. – Но если вы не способны их разрешить, то мы можем совершить равноценный и взаимовыгодный обмен.
– Какой еще обмен? – удивился Пуатье, глядя на Лаваля злыми глазами.
– Все очень просто, дорогой Раймунд, – ласково улыбнулся хозяину гость. – Мы устраняем препятствие с твоего пути, а ты, став графом Антиохийским, глохнешь и слепнешь при одном только упоминании о Триполи. Как видишь, наши условия для тебя не слишком обременительны.
Тишина, воцарившаяся в зале, могла стать предвестником бури. Антиохийские шевалье искоса поглядывали то друг на друга, то на гостей, но с ответом не торопились. Собственно, решение в данном случае мог принять только один человек, но он-то как раз предпочел помолчать. Раймунд де Пуатье был слишком умным человеком, чтобы не догадаться о сути и последствиях сделки, которую ему предлагал шевалье де Лаваль. Но довериться человеку практически постороннему, было, похоже, выше его сил.
– Ты напишешь письмо, шевалье де Пуатье, в котором признаешь право Луи де Мондидье на графский титул и земли его отца, – спокойно произнес Лаваль. – Это ничем тебе не грозит. Кому вообще интересно мнение простого шевалье по поводу престолонаследия в чужом графстве. А вот когда ты станешь графом Антиохийским, письмо станет гарантией твоего невмешательства в чужие дела.