Грозный год - 1919-й. Огни в бухте

Холопов Георгий Константинович

–  Ты писал?
– спросил Киров.

–  Диктовал Кочубей, помогал ему комиссар Кандыбин - болеет он у нас!
– писал я…

–  Значит, писали вместе?

–  Вроде как бы и вместе…

–  Почему Кочубей сам не пишет? Что, ранили Кочубея?
– спросил Атарбеков.

–  Так он же неграмотный, не знает ни одной буковки!
– нараспев ответил Корнеев.

Атарбеков рассмеялся:

–  Неграмотный казак, а бьет генералов, которые кончали академии!

Киров вложил письмо в конверт.

–  А как ты думаешь, Василий:

куда девается все то вооружение и обмундирование, которое Москва посылает на Северный Кавказ? У меня по письму создалось такое впечатление, что вы там воюете почти голыми руками.

–  Из десяти тысяч пар белья, что выделили для нас недавно, мы ничего не получили. Говорят, не то застряло в Астрахани по милости фронтового начальства, не то растащили со складов. А то бывает еще так. Отправят нам из Астрахани оружие и обмундирование на быках и верблюдах. До армии далеко. Едут возчики месяца два по барханам, а попадают на Ставропольщину - начинают торговать. Покупателей там много. Казачье зажиточное, да и всяких белогвардейцев хватает.

–  Ну, вот ты артиллерист. Откуда достаешь снаряды?

–  А я, Сергей Миронович, уж давно не стрелял из своей пушечки. Снарядов нема! Служу командиром взвода, рубаю шашкой, стреляю из винтовки. И винтовка у меня ни то ни се… Берданочка! Купил на свои гроши. Стреляет она так: заряжаю патрон - она бьет, и пуля вылетает обычным порядком. Второй заряжаю - патрон застревает, приходится вытаскивать шомполом. Третий заряжаю - берданочка моя бьет назад; на третьем выстреле я уже держу ее подальше от себя.

Киров улыбнулся. Василий расхрабрился:

–  И патроны на свои деньги покупаю, Сергей Миронович. Приедешь на базар, скажем, в Грозный. Чеченец продает муку, сахар и тут же в мешочке - патроны. За один патрон просит десять рублей, и только николаевскими. Начинаешь торговаться, уступает за пятерку. Если есть золото - серьги, кольца, кресты, тогда на золотник дает пять патронов.

В дверь постучали.

–  Войдите!
– крикнул Лещинский.

В комнату вошла Анастасия Павловна Федорова, председатель губкома партии. Это была женщина лет тридцати шести, с мягкими и мелкими чертами лица, широкая в плечах, энергичная в походке. Вслед за нею перешагнули порог двое - Николай Мусенко, председатель партийной ячейки завода Митрофанова, и Петр Нефедов, командир отряда этого же завода. Оба они были в полушубках, какие носят возчики в калмыцкой степи, в валенках, Мусенко - в солдатской папахе, Нефедов - в сдвинутом на затылок треухе.

У вошедших были хмурые, озабоченные лица.

–  Тут такое дело, Сергей Миронович, - развязывая пышную оренбургскую шаль, сказала Федорова.
– Дней десять тому назад от товарища Орджоникидзе в Реввоенсовете фронта была получена радиограмма на имя Ленина. Ее передали в Москву, но здесь, в Астрахани, скрыли от всех. Даже от меня! Вы о ней ничего не знаете?

–  Нет, ничего.

–  Так вот она.
– Федорова протянула копию радиограммы.

Сергей Миронович подошел к окну, пробежал радиограмму. Потом прочел ее вслух. Серго Орджоникидзе сообщал Ленину:

«11-й армии нет. Она окончательно разложилась. Противник занимает города и станции почти без сопротивления. Ночью вопрос стоял покинуть всю Терскую область и уйти на Астрахань. Мы считаем это политическим дезертирством. Нет снарядов и патронов. Нет денег. Владикавказ, Грозный до сих пор не получали ни патронов, ни копейки денег, шесть месяцев ведем войну, покупая патроны по пяти рублей.

Владимир Ильич, сообщая Вам об этом, будьте уверены, что мы все погибнем в неравном бою, но честь своей партии не опозорим бегством…»

–  Обстановка и в армии, и в самой Астрахани оказывается более серьезной, чем я предполагал, - задумчиво проговорил Киров.
– Если телеграмму скрыли от губкома партии и от нас, членов «кавказской экспедиции», это выглядит уже как предательство. Иначе и не назовешь!

–  А эти десять дней, что мы без всякой пользы торчим здесь по милости «архиерея»? А эти бесконечные заседания и совещания, которые устраиваются в Реввоенсовете вместо конкретной помощи экспедиции, а значит, и армии? Что это такое?
– горячо спросил Атарбеков.

–  Наши планы несколько меняются, Анастасия Павловна. Мы больше не можем ждать «помощи» Реввоенсовета. Завтра на партийной конференции мы скажем свое слово об астраханских делах, а там - двинемся в дорогу. Наше место на фронте. Надо попытаться остановить армию, по мере наших возможностей вооружить и снова занять оставленные позиции. Оскар!
– Киров обернулся к Лещинскому.
– Тебе надо пойти на завод, подготовить грузовики в дорогу.

Лещинский снял чайник с огня, взял шинель.

Киров протянул ему свои рукавицы.

Оделся и Атарбеков. Поверх кожанки к поясу он прицепил маузер в деревянном футляре.

–  Тебе, Георг, - транспортировка вооружения и боеприпасов. Отправку мотоциклов я беру на себя, - Киров вопросительно посмотрел на Мусенко, - хотя не знаю, переоборудованы они или нет.

–  Можете не сомневаться, товарищ Киров. Все сделано как положено. Пулеметы установлены на всех колясках.
– Мусенко, точно саблей, рассек воздух.
– Так что белую сволочь можно косить вовсю!

–  Кого поблагодарить?

–  Никого - или всех рабочих завода!
– ответил Нефедов.

–  Но в первую очередь - Мусенко и самого Нефедова, - вмешалась Анастасия Федорова.
– Они сутками не выходили из цеха.

–  Мы люди молодые, - запротестовал Мусенко, - стоило бы в первую очередь поблагодарить Афонина, Петра Степановича. Старик - умелый механик, был душой этого дела!.. Чем вам еще помочь, товарищ Киров?

–  Закрыть бы завод, всех поставить под ружье и идти бить Деникина. Вот это была бы помощь!
– Нефедов взял Кирова за руку.
– Наш рабочий отряд готов хоть сейчас к походу. Возьмите нас с вашей экспедицией, товарищ Киров, а?