«Грозный всадник», «Небывалое бывает», «История крепостного мальчика», «Жизнь и смерть Гришатки Соколова», «Рассказы о Суворове и русских солдатах», «Птица-Слава».
Шрифт:
Скрутили цепями Разина, повезли на расправу в Москву. Везли осторожно, под сильной стрелецкой охраной. Вперед выезжали дозорные. Смотрели, чиста ли дорога. Нет ли в пути засад.
Неспокойно было еще кругом. Еще бурлило море войны народной. Било гневом в боярский берег. На Каме, Ветлуге, Оке и Хопре еще бродили отряды восставших. По Волге гулял атаман Шелудяк, ближайший сподвижник Разина.
Сидел в телеге, не двигаясь, Разин. Идет дорога то вниз, то вверх, то тонет в глуши низиной, то тянется к самому небу.
Смотрит на небо Степан Тимофеевич. Бескрайним простором оно зовет.
«Нет, не будет великому делу конца, — сам с собой рассуждает Разин. — Не стерпят боярских колодок люди. Может, и рано взлетел орел. Крылом неокрепшим взмахнул до срока. Поспешили людишки к высям. Нет, не рано! — Разин тряхнул головой. Блеском глаза наполнились. — Пусть не закончили мы поход. Закончат его другие».
— Братцы, Стенька, гляди, задвигался, — прошел шепот среди стрельцов.
— Глаза-то, глаза — черным огнем горят. К добру ли сия примета?
«Боятся! — злорадно подумал Степан Тимофеевич. — И стреноженный, значит, конь не лишился еще копыта».
В Москве Разина долго допрашивали и пытали на дыбе.
Презрительной усмешкой отвечал Разин своим мучителям.
Казнили Разина в центре Москвы, на Лобном месте, на Красной площади.
Степан Тимофеевич стоял на плахе. Дьяк монотонно читал приговор. Но не следил за словами Разин. Смотрел он на площадь. Не туда, где толпились в первых рядах бояре. А дальше, за них, за боярские шапки, туда, где жался простой народ.
Смотрел на людей атаман. И вдруг он ясно себя увидел не здесь, не на плахе — верхом на коне, на волжской высокой круче. Даль перед ним и простор.
«На штурм! На слом!» — зазвучало в ушах у Разина.
И сразу поднялись ряды казаков. Словно волны, шли люди на приступ. Как только кончался ряд, за ним надвигался новый. Третий, четвертый, пятый… Гудела кругом земля. Ветер стучался в лица.
«На штурм! На слом!» — неслись голоса.
И не было людям счета.
Разин прикрыл глаза. Но не уходило, стояло, как явь, видение. Степан Тимофеевич сжал кулаки:
— Нет, не будет великому делу конца. Не жить на Руси боярству!
Через минуту свершилась казнь.
Взлетел в руках палача топор. Взлетел. Опустился. Не стало Степана Разина. Кончил свой век атаман. Но еще долго в страхе жило боярство.
Послышится стук копыт по дороге — затрясутся осинкой боярские ноги. Ветер ударит в окна — сердце замрет и екнет. Половицами в доме скрипнет — боярин проснется и дико вскрикнет.
Долго еще на Руси снились боярам страшные сны. Снился им грозный всадник.
НЕБЫВАЛОЕ БЫВАЕТ
Издавна русские считались хорошими мореходами. Они совершали далекие плавания и торговали с другими народами.
Но враги стремились отнять у России выходы к морю. Северными берегами Черного моря завладели турецкие захватчики. Берега Балтийского моря и прилегающие к ним земли латышей и эстонцев захватили шведы.
В то время Швеция была очень сильным государством. Ее армия считалась одной из лучших в мире. Кроме того, Швеция имела большой, хорошо вооруженный флот.
В 1700 году умный и деятельный русский царь Петр I объявил войну Швеции. Война со шведами длилась двадцать один год и закончилась полной победой русских. В истории она получила название Северной.
Для России Северная война началась неудачно. Под шведской крепостью Нарвой русские потерпели поражение. О том, как и почему это случилось, а также о том, что понадобилось предпринять для будущих побед и о самих первых победах, вы и узнаете из повести «Небывалое бывает».
Глава первая
НА РЕКЕ НАРОВЕ
Русская армия шла к Нарве. Тра-та-та, тра-та-та! — выбивали походную дробь полковые барабаны.
Шли войска через старинные русские города Новгород и Псков, шли с барабанным боем, с песнями.
Стояла сухая осень. И вдруг хлынули дожди. Пооблетали листья с деревьев. Размыло дороги. Начались холода.
Идут солдаты по размытым дождем дорогам, тонут по колени солдатские ноги в грязи.
Устанут, промокнут солдаты за день, а обогреться негде. Села попадались редко. Ночевали все больше под открытым небом. Разведут солдаты костры, жмутся к огню, ложатся на мокрую землю.
Вместе со всеми шел к Нарве и Иван Брыкин, тихий, неприметный солдат. Как и все, месил Брыкин непролазную грязь, нес тяжелое кремневое ружье — фузею, тащил большую солдатскую сумку, как и все, ложился спать на сырую землю.
Только робок был Брыкин. Кто посмелее, тот ближе к костру пристроится, а Брыкин все в стороне лежит, до самого утра от холода ворочается.
Найдется добрый солдат, скажет:
— Ты что, Иван? Жизнь тебе недорога?
— Что жизнь! — ответит Брыкин. — Жизнь наша — копейка. Кому солдатская жизнь надобна!
Исхудали солдаты, оборвались в пути, болели, отставали от войска, помирали на дальних дорогах и в чужих селах.
Не вынес похода и Иван Брыкин. Дошел до Новгорода и слег. Начался у Брыкина жар, заломило в костях. Уложили солдаты товарища на обозную телегу. Так и добрался Иван до Ильмень-озера. Остановились телеги у самого берега. Распрягли солдаты лошадей, напоили водой, легли спать.