Грозный змей
Шрифт:
– Это же она? Это та воля, которая исказила мою?
Шип не представлял, о чем он говорит.
Эш произнес слово. Шип услышал его и на мгновение заглянул в бездну. Во тьму между сферами, где жило само зло. Во тьму, куда не залетали ангелы.
Освобождая третью виверну, Амиция поняла, что враг принял ее вызов. Она почувствовала, как усиливается сопротивление, как ломается ее заклинание.
На севере заклубилось что-то прохладное и влажное.
Но она была близка к дому, достаточно близка, чтобы чувствовать поддержку Лиссен Карак
И когда мощнейший, искуснейший призыв обрушился на нее, она сделала то, чего раньше никогда не пыталась сделать, то, что считала невозможным до этого дня.
Она не стала отвечать на силу силой. Она просто обратила на основу его заклинания слова уничтожения. Она не заслонялась – она отменяла. Она не сопротивлялась – она…
…отвергала.
Том Лаклан сидел на лошади и следил за девушкой. Красивая женщина, зря пропадает в этом скучном монастыре. Он понимал, что нашел в ней Габриэль. Когда она потянулась всем телом, творя свое колдовство, у него аж слюнки потекли.
Взрыв света застал всех врасплох. Только что Амиция тихо стояла примерно в двадцати ярдах от них, а тут загорелась, как самый яркий в мире факел. Краткое мгновение между двумя ударами его огромного сердца Том видел ее – она походила на второе солнце, освещающее все вокруг, и мир отражал этот свет, и Том различил мудрость и храбрость Уишарта, свою безрассудную отвагу, безграничную щедрость Кеннета Ду. Все они как будто обратились зеркалами добродетели, отражавшими ее величие.
– Господи, – прошептал Уишарт.
Мир вывернулся наизнанку. На малую долю секунды Том Лаклан и окружавшие его рыцари перестали быть собой, они стояли за пределами сферы и смотрели на возню крошечных человечков и тварей, и тогда они все попадали на колени и прошептали, что Господь с ними.
Даже Том Лаклан.
Амиция, горящая пламенем, сказала:
– Черное – это белое.
Эш заревел.
Шип не пригибался – его тело просто не могло. Но наружность Эша изменилась, и он яростной тучей навис над Шипом.
– Это несправедливо, – прорычал он. – Шип, мы должны двигаться быстрее.
Шип стоял в воде, доходившей до каменных колен.
– Прямо по этому? – осведомился он.
Голос туманного дракона разъедал пространство, как кислота.
– Один из них стоит на самом краю Пробуждения. И она… она оттолкнула меня. – Глаза Эша горели вовсе не гневом, а восторгом. – Я должен уничтожить ее, пока мой враг не обзавелся могущественным союзником. Забудь о Дормлинге. У нас есть цель получше.
Шип почувствовал, что говорит с безумцем.
Но потом Эш успокоился. Рев смерти и лед пропали, вернулись разум и властное поведение.
– Нет, – решил Эш, – мне нужно подумать. Я не могу оставить живого врага у себя на фланге. Змей, пусть даже погрязший в книгах, может быть опасным противником. Он должен выпустить когти. А эта женщина… будь прокляты все люди и их постоянная борьба. Она нарушит равновесие. Она даже не знает, на что идет игра.
Шип думал, что он знает. И думал, что понимает, о ком говорит Эш.
И Эш не заметил, что он скрыл малую часть силы.
Шип подумал о многом, но оставил эти мысли при себе.
Амиция стояла на коленях.
Долгое, долгое время, почти вечность, она ощущала нечто, что могла назвать только радостью творения.
В ее мыслях пел хор.
Один из голосов оказался мужским, а не женским.
– Амиция, – сказал он, – вернись. Еще слишком рано.
Мирам, опираясь на силу хора, потянулась вперед и почувствовала своих союзников, хоть и странных. Фейри и магистр создали собственный хор, грубый, телесный, рядом с ее строго организованной школой больше похожий на орущих в таверне пьянчуг – правда, орущих слаженно. Но они действовали, осторожно и тихо пели в эфире, слегка направляя и поддерживая ее движение.
Они помогали ей.
Она снова потянулась вперед: образ к образу, разум к разуму – и смело вошла во Дворец Гармодия. С удовольствием увидела прежнего красивого молодого мужчину в бархатных одеждах.
– Захватывать чужое тело – грех, – сказала Мирам. – Наверное, невежливо так начинать разговор, но такова уж я.
Гармодий кивнул.
– Ну, госпожа аббатиса, возможно, вы лучше ко мне отнесетесь, узнав, что я взял тело у мертвого? Правда, потом мне придется признаться, что умер он лишь потому, что я напал на него изнутри и убил его в его собственном Дворце.
Мирам вздрогнула, хотя находилась в месте своей силы.
– Это невозможно.
Но внезапно они оказались в ее Дворце, и он сидел на скамеечке для коленопреклонения, по-прежнему одетый в красный бархат.
– Нет, это очень просто, Мирам, – сказал он. – Тебе придется смириться с тем, что я не хочу никакого вреда. Если бы хотел, я бы его причинил.
– Могу ли я вежливо попросить тебя уйти? – осведомилась Мирам. – А потом мы можем встретиться и попробовать довериться друг другу.
Гармодий улыбнулся.
– Мы спасли твою девочку, – сказал он, – но, что бы там ни происходило, мы не при делах. Она на краю Превращения.
Мирам прижала метафизическую руку к метафизическому горлу:
– Что?
– Сама увидишь.
В реальном мире Гармодий сидел, всеми забытый, и курил трубку. Сказочный Рыцарь восседал на троне из оленьего рога. Он не творил правосудие и не вершил суд, а просто зашивал кожаные шоссы.