Грозовой август
Шрифт:
— Повидал там плененного командующего Квантунской армией Отодзо Ямаду, — улыбнулся комбриг.
— Ну и как он, Ямада? Грозен? — спросил Державин.
— Так себе, не очень, — неопределенно ответил Волобой. — Усы реденькие, небритый, как с гауптвахты.
К подъезду подкатила машина с представителями союзного командования.
— А вот и гости, — встрепенулся Державин и, повернувшись к Волобою, сказал: — Выходит, ты, дружище, прибыл в самый раз. Как говорят: с корабля на бал. Сейчас будем прощаться с союзниками.
Они вышли в приемную. У входа
Державин представил гостям своих офицеров. То же на ломаном русском языке сделал и Питчер. Гости были любезны, хозяева — радушны. Поговорили о погоде, о последних новостях. Питчер сообщил, что в штабе Макартура комплектуется отряд кораблей, который пойдет в Японию для подписания акта о безоговорочной капитуляции. Смит к этому добавил: в ближайшие дни все освобожденные военнопленные будут доставлены на родину. Все сели за стол. Державин провозгласил первый тост:
— Господа! За нашу победу над Японией, за долгожданный мир!
Потом выпили за глав правительств, за главнокомандующих, за доблестных солдат союзных армий. Худощавый заспанный генерал, покосившись на Питчера, провозгласил здравицу в честь советских десантников, которые спасли три тысячи союзных военнопленных.
Затем слово взял опять Державин и объявил, по какому поводу он устроил сегодня званый обед:
— Дорогие друзья! Сегодня десантники, которые принесли вам свободу, уходят дальше, на юг. Хочу поблагодарить вас за приятное знакомство и пожелать вам скорейшего возвращения домой, счастливой встречи с родными.
Это сообщение ошарашило Малтби, крайне удивило Питчера. Он отодвинулся от стола и нервно задымил сигарой.
— Как? Ваши танки пойдут на юг? Зачем? — в упор спросил он.
— Милостивый государь! Вы меня удивляете, — улыбнулся Державин. — Мы продолжаем разоружать Квантунскую армию — выполняем общую с вами задачу. Разве вы против?
Английский вице-маршал сжал губы, положил вилку на тарелку с закуской и выразил сожаление, что русское командование не согласовывает своих действий с союзным командованием.
— Есть приказ генерала Макартура прекратить всякие наступательные операции, — заявил он.
— Позвольте, позвольте! — поднял руку Державин. — Разве на Западе мы руководствовались приказами Эйзенхауэра или Монтгомери? Разве приказы нашего Верховного Главнокомандующего распространялись на ваши войска?
— Без координации наших действий в Азии наступит хаос, — убежденно сказал Питчер и продолжил свою мысль: — Победа еще не всегда рождает успех. На войне все делается по плану. А вы не учитываете планы союзного командования. Это не есть хорошо.
— Но разве разоружение японских частей не входит в планы союзного командования? Неужели генерал Макартур против разоружения Квантунской армии?
Питчер не стал отвечать на этот вопрос, начал рассуждать о том, как бывает опасно в дороге потерять рулевое управление, как страшен хаос, который может наступить в этих полудиких странах, если не нажать вовремя на тормоза. Напомнил полные тревоги слова генерала Макартура о тайфуне: «На Юго-Восточную Азию надвигается ужасный тайфун, а наши спасительные корабли находятся за семь тысяч миль от ее берегов».
— Я понимаю, почему вы спешите на юг, — высказал свою догадку Питчер. — Вы хотите показать огромные масштабы вашей операции и доказать нам, что ваши танки за пять дней войны решили судьбу восточной кампании? Но это смешно. Мы здесь воевали почти четыре года. Да и не в этом дело. Все решила наша бомба. Да, да, она!
Лицо у Державина стало строгим, взгляд колючим. Он хотел сказать что-то резкое, но смолчал, сдержался. Смит заговорил о чем-то с переводчиком. Переводчик глянул на Державина и, виновато улыбнувшись, перевел слова Смита. Тот хотел, чтобы русские не считали разговор официальным. Это просто беседа пьяных друзей, и только.
— В Америке такие беседы проходят с черной кошкой на столе. Значит, ни-ни, никому... И все начистоту! — сказал переводчик и поставил на стол маленькую плюшевую черную кошку.
— Господа! — обратился Державин. — Мне не хотелось сегодня затрагивать этот вопрос. Но вы задеваете наше солдатское самолюбие, и я вынужден защищаться. И раз уж начистоту, так давайте начистоту. Только по-честному. Я высоко ценю ваш вклад в нашу победу и не хочу умалять значение десантных операций американского флота и вашей морской пехоты. Но и вы цените наш воинский подвиг. Во-первых, воюем мы не пять дней, а уже полмесяца, и неизвестно, когда закончим. Мы разбили двадцать две дивизии. Заметьте, столько же, сколько в свое время окружили под Сталинградом! А сколько дивизий разбили вы, господин Питчер, и вы, господин вице-маршал Великобритании? В России предпочитают работать не поденно, а сдельно. Вы хорошо знаете — японцы капитулировали не после вашей сверхбомбы, а в тот момент, когда мы прорвали семнадцать укрепрайонов и перешли Большой Хинган. Ведь ваши главные сухопутные силы только еще плывут в Азию. Так ведь?
Наступило неловкое молчание. Генерал Смит, склонившись над столом, тихо покачивался из стороны в сторону, Малтби нервно перекатывал дымившую сигару из одного угла рта в другой.
— Кроме юго, вы забываете, господа, — вставил Русанов, — что мы четыре года сковывали у своих границ миллионную Квантунскую армию. И японцы не могли бросить ее против вас.
Волобой вначале не принимал участия в затеянном споре, но потом не выдержал, спросил Питчера:
— Неужели вам серьезно кажется, что Япония была разбита на Тихом океане?