Грозовой август
Шрифт:
— Окружен врагами — огонь на меня!
По высоте ударили все батареи дивизиона.
— И что же, погиб? — нетерпеливо спросил Державин.
— Никак нет! Уцелел! Не тронули его свои снаряды.
— Вот какой случай...
— Но на этом испытания Маюрова не закончились, — продолжал офицер связи. — Уцелел на вершине сопки не только он, но еще японский поручик. Едва Маюров выкарабкался из заваленной траншеи, как тот кинулся на него как бешеный и начал душить. Борьба не на живот, а на смерть. Ничьей быть не могло. С большим трудом Маюров столкнул самурая в воронку из-под
— Выручили, значит, — удовлетворенно отметил Державин.
— Так точно. Вот так мы там и выручаем друг друга, — заключил подполковник. — Читали сегодня в газете, как монгольский цирик спас экипаж нашего броневика? Любопытная история.
Он хотел рассказать про цирика, но тут за окном послышался разговор.
— Командующий провожает монгольских гостей, — сказал Державин и повел Туманяна к полковнику, который должен был лететь в штаб армии.
Вместе они вышли из юрты и присоединились к офицерам и генералам, направлявшимся к саманной стене, где под маскировочной сеткой стояли легковая машина и два оседланных коня.
Среди офицеров и генералов Туманян увидел маршала Малиновского и генерала Тевченкова. Рядом с ними шли, как пояснил Державин, начальник главпура монгольской армии Цеденбал и заместитель Плиева Лхагвасурэн — оба загорелые, смуглые. По всей вероятности, они были на докладе у Чойбалсана и теперь направлялись в штаб Плиева. Цеденбал рассказывал об одном совместном бое в пустыне Гоби двух передовых походных застав — советской и монгольской — с конным отрядом князя Дэвана.
Туманян не видел командующего фронтом почти полгода и нашел, что он не изменился: то же круглое лицо, те же ямочки на щеках, поседевшие виски, быстрый, живой взгляд, который, казалось, мало гармонировал с его спокойными, неторопливыми движениями.
Шли медленно. Под ногами хрустела, ломалась иссушенная зноем трава. В пожелтевших былинках стрекотали кузнечики. У кромки горизонта дрожало, переливаясь, сизое марево, словно дымилась степь, готовая вспыхнуть от полуденного солнца.
Командующий фронтом тронул Цеденбала за локоть, сказал, что направление, где наступают монгольские войска и группа генерала Плиева, является очень важным. Впереди оккупированный японцами Пекин. Туда с юга подойдут части Народно-освободительной армии Китая. Они должны перейти в наступление, чтобы образовать с нами единый фронт. Только бы не задержались...
— Вы у нас на правом фланге, — значит, вы наша правая рука, — подчеркнул Малиновский. — А правой рукой в России называют самого близкого друга, самого верного помощника.
— Спасибо за хорошие слова. Будем вместе, как на Халхин-Голе, — ответил Цеденбал и, пожимая маршалу руку, еще раз напомнил о своей просьбе: — Не забудьте про Маюрова!
Монгольские гости попрощались, вскочили на коней и, припав к гривам, поскакали по бескрайней степи к аэродрому.
Командующий повернулся к машине и увидел Туманяна:
— Где я вас видел, подполковник?
Туманян хотел представиться, но маршал остановил его движением руки, желая, видимо, проверить свою память.
— Под Яссами? Нет, в Будапеште? У Волобоя!
— Так точно, — подтвердил Туманян и доложил, что возвращается из госпиталя в свою бригаду.
— Передайте Волобою: я недоволен его темпами продвижения, — сказал Малиновский. — Посмотрите, куда Кравченко хватил! Подходит к Корохону!
— На Корохон маршрут полегче, — вступился Державин.
— Вы не оправдывайте Волобоя! — Командующий строго погрозил пальцем и начал разъяснять Туманяну, в чем главная задача волобоевской бригады. Главное — выйти на перевалы. Основные силы Квавтунской армии находятся в центре Маньчжурии — примерно на таком же расстоянии от перевалов, как и войска Забайкальского фронта. Если Усироку Дзюн захватит перевалы раньше, он закроет нам выходы из гор. Заставит нас зимовать в ущельях да еще, чего доброго, посыплет сверху чумой или холерой. Надо спешить — идти день и ночь. Забыть об усталости.
— Будем стараться! — вытянулся Туманян.
— Я только что разговаривал с Александром Михайловичем Василевским, — сказал, понизив голос, Малиновский. — Японское правительство все решает, что делать в связи с нашим вступлением в войну. Мы должны помочь им принять верное решение. Каким образом? Очень просто! — Малиновский нагнул вперед голову, прижал к груди сжатые кулаки и с силой выбросил их вперед, точно хотел подтолкнуть подчиненные ему дивизии, корпуса и бригады. Попрощавшись, он сел рядом с шофером, бросил коротко: «К авиаторам!» Машина скрылась в облаке бурой пыли.
Державин знал, зачем командующий поехал к авиаторам. Сейчас многое зависело от воздушной армии. Наши передовые подвижные отряды подходят к перевалам, но, может быть, и японцы на подступах к ним? Авиация должна попридержать противника, затормозить его продвижение. Но главное даже не в этом. В танковых частях на исходе горючее. Они могут остановиться в нескольких километрах от цели. А горючее и боеприпасы может доставить танкистам теперь только транспортная авиация. На нее командующий возлагал большие надежды, планируя операцию, и теперь сам хотел убедиться, все ли сделали авиаторы, чтобы выполнить боевую задачу. Не может ли воздушная армия в сложившихся условиях сделать больше, чем позволяют технические возможности и установленные законы летной службы?
Державин представил Туманяна полковнику, спешившему в армейский штаб. Торопливо написал на листке из блокнота записку Викентию Ивановичу. Потом перевернул листок и приписал привет Иволгину.
По дороге к юрте Державин посмотрел в сторону Большого Хингана, подумал: «Где-то там наступает Волобой со своими орлами. Нашла коса на камень. И как, должно быть, тверды хинганские камни, если их с трудом берет герой Фокшан и Будапешта!»
V
Горы... Куда ни глянь — горы, горы...