Грозовые Птицы

Котов Сергей

— Это случайно, — я пожал плечами, — в какой-то момент ситуация вышла из под контроля.

— Да ясно, — Даниил махнул рукой, улыбнулся и отступил в сторону, — пойдёмте, что ли.

Я посмотрел Алине в глаза. Было видно, что она изо всех сил изображает невозмутимость. Что ж — значит, так надо. Я не имел представления, что тут происходило всё это время. Значит, нужно подыгрывать.

В машине мы продолжали молчать. В какой-то момент Даниил покрутил аудиосистему, включил радио с местной музыкой, потом вырубил его. Достал откуда-то из бардачка контейнер с магнитной плёнкой — местный аналог компакт-кассет — и вставил его в гнездо.

Салон наполнился

музыкой, которую играют на другой стороне.

— Новые хиты, из соседнего вражеского сектора, — пояснил он, — пытаюсь понять, почему они в русском популярны, ведь у них и своих песен хватает.

— Если будешь слишком хорошо знать врага — полюбишь его, — заметил я.

Даниил рассмеялся.

— А неплохо! — сказал он сквозь смех.

В этот момент вступление закончилось. Женский голос запел на английском:

Such a long way Here in the moonsea, It is a cruel dream, Don't share your heart, if you won't share your past, All that we share is the view of these stars There are diamonds on the floor you can't take back [6] Такой долгий путь. Здесь, в лунном море, Это жестокий сон, Не делись своим сердцем, если не хочешь делиться своим прошлым, Все, что мы разделяем, — это вид на эти звёзды. На полу лежат бриллианты, которые ты не можешь забрать обратно.

6

Текст Phildel

Алина сидела на заднем сиденье. Я не мог видеть её лица, даже в зеркале — оно было неудачно повёрнуто. Но каким-то образом я чувствовал, что в её глазах стоят слёзы.

Мы ехали долго. Почти весь день. По пути останавливались в небольшом промышленном городке, где жили вахтовики, обслуживающие бронетанковый завод. Там заправились на складе, и перекусили в местной столовой. На нас поглядывали с любопытством, но подойти никто не решался. «По крайней мере, мои волосы останутся при мне», — думал я, вспоминая случай в общаге, когда я первый раз вернулся из-за кордона.

За обедом мы перебросились парой ничего не значащих фраз, и поехали дальше в молчании. Плёнка с вражескими песнями закончилась, и Даниил снова включил радио с местными мелодиями. Эта музыка удивительно гармонировала с живописным лесом, среди которого мы ехали. Как будто её сочиняли нормальные люди, а не бессмертные души, застрявшие в мире вечной войны…

Поначалу я думал, что мы поедем в Пятиуголье. Это было логично — штаб там; разбор полётов и назначение новых заданий всегда происходило только в управлении. Но после остановки на заправку я окончательно уверился, что мы едем в другую сторону.

Возле Пятиуголья начинались внутренние степи, леса заметно редели, и в хорошую погоду на западе были видны горы. Тут же растительность становилась только гуще. Деревья, напоминающие гигантские калифорнийские секвойи, взмывали вверх, закрывая небо над дорогой. Даниил даже включил фары, чтобы ориентироваться в зелёном полумраке.

Вспомнив про секвойи, я вдруг подумал — не попадают ли в этот посмертный мир растения тоже? На Земле эти гиганты истреблены; последняя роща сгорела в грандиозном пожаре во время знаменитого калифорнийского бунта каннибалов в двадцать пятом… говорят, семена этих растений до сих пор можно найти в норвежском хранилище Судного Дня, но о том, чтобы использовать их для восстановления популяции даже речи не идёт. Вне исходного ареала это делать никто не рискнёт, а в Калифорнии… итак понятно.

Постепенно начал появляться рельеф. Слева от дороги лесной полог вздыбился; мы проносились мимо гигантских сплетённых корней и зарослей каких-то то ли грибов, то ли лишайников. Права наоборот — образовался склон, и в окне мелькали только гигантские стволы. Через несколько километров склон превратился в настоящий обрыв, и я, напрягая в полумраке зрение, всё же смог разглядеть, как там, далеко внизу, поблескивает тёмная вода.

Даниил выключил радио. Дальше мы ехали в тишине.

За очередным поворотом было длинное спрямление. Первое, что я увидел — тёмный зев то ли естественной пещеры, то ли тоннеля, куда уходила дорога. Над пещерой нависал корень — такой гигантский, что в первый момент я даже не понял, что это часть живого растения. Его ствол вставал стеной, покрытой разломами коры, в которой едва ощущалась округлость. Её края справа и слева уходили в зелёный полумрак, теряясь в нём.

Я задрал голову, чтобы попытаться увидеть верхушку этого супер-дерева, но не успел: мы нырнули в пещеру.

— Ты ведь ещё не понял, где мы, так? — спросил Даниил.

— Нет, — искренне ответил я, — но впечатляет.

— Я поняла, — вмешалась Алина.

— И не сомневался, — хмыкнул Даниил.

— Скакун Вотана, — продолжала Алина, — основа нашего мира… считалось, что она утрачена, а последний корень лежит в Горах Недоступности.

— Верно, всё верно, — кивнул разведчик. И снова замолчал.

Ехали мы довольно долго. И это была странная дорога, похожая на аттракцион в парке развлечений: серпантин со стенами из живого дерева, где видно каждое волокно.

Наконец, мы оказались в огромной… нет, пещерой это назвать было сложно. В огромном дупле? Древесный свод тут сходился высоким куполом, а свет падал из большого овального отверстия, которое находилось на одном уровне с полом, покрытым то ли мхом, то ли древесной трухой, давно перегнившей.

— Жаль, ты так и не прочитал ни одной религиозной книги, — вздохнул Даниил и заглушил двигатель.

— Мне тоже, — искренне ответил я, — что мы тут делаем?

— Начинаем выполнять резервный план, — ответил разведчик, — ты ведь всё ещё хочешь выбраться из этого мира?

Я посмотрел на Алину.

— Я всё знаю, — ответила она, — он рассказал.

— И ты поверила? — удивился я.

— Сразу и безоговорочно. А что мне оставалось делать, после всего, что случилось?

— Ты возродилась тут? Или сбежала после возвращения там? — я, наконец, задал давно мучивший меня вопрос.

— Это так важно? — усмехнулась Алина.

Ещё секунду назад мне казалось, что да. Это исключительно важно.

А потом я вдруг вспомнил с какой лёгкостью сорвал маску с Тревора. Если бы я знал, что ему не суждено вернуться, что смерть вдруг снова стала окончательным приговором — остановило бы меня это? Совсем не уверен. К тому же страдание ведь есть страдание. А перед смертью ему пришлось помучиться… чем я ответил на доверие? И ещё дорога по мёртвым и умирающим животным… скольких я переехал? Из тех, которые ещё дышали? И потом, это странное видение со львом…