Грозовые Земли
Шрифт:
Нехотя Каирн скинул рубашку и гетры, обнажив шрамы, все еще раздражающе-розового цвета. Анса присвистнул от восхищения. Подошли другие воины и присовокупили свои поздравления.
Каирн оделся и продолжил рассказ. С некоторым смущением он поведал о Звездном Оке.
— Странно, — прокомментировал Анса, — мы оба, в конце концов, встретились с целительницами — ты со Звездным Оком, а я с госпожой Фьяной. Ты думаешь, тут действует какая-то сила, приведшая нас к таким женщинам?
— Теперь ты говоришь, как отец, — сказал Каирн. — Он говорил о судьбе и пытался вовлечь в это меня. Это меня пугает, и я отказываюсь принимать в этом участие. Мне хватает сложностей повседневной жизни, и я не желаю быть запутанным в истории про высшее предназначение.
Анса встал и пошел за новыми чашами. Вернулся он с большой миской, наполненной фруктами, лепешками и жареным мясом. Они ели и обменивались историями, Каирн завершил свою, и Анса поведал о собственных скитаниях. Каирн слышал об этом только в общих чертах, так стремительно он отправился на поиски отца.
Звезды подмигивали в прохладном ночном воздухе, и к тому времени, как их рассказы завершились, оба брата надели плащи. На земле там и сям лежали груды храпящих тел, веселье утихло, сменившись тишиной. Кое-где у костров бодрствовали, слышны были приглушенные голоса.
— Мир опять меняется, — сказал Анса, когда они завершили свои рассказы. — Однажды это произошло, когда отец покинул острова и прибыл на материк. Или когда Гассем явился, чтобы перевернуть мир на Западе и Юге.
— Я думаю, все это — части единого целого, — задумчиво сказал Каирн, припоминая то, чему учили его в детстве наставники. — Сотни лет почти ничего не менялось. Народы воевали друг против друга по мелким поводам, и ничего особенного не происходило. Нации оставались сами собой, границы слегка сдвигались, но не намного, правили все те же династии.
— Потом появился отец. Прежде, чем кто-то успел что-либо понять, возникло новое королевство там, где вообще ничего не было. И не то чтобы маленькое, незначительное государство, а могущественная сила, которая может как угодно нарушить равновесие. — Он не привык рассуждать на такие темы, но выпитый эль придал ему способность проникновения в суть вещей и красноречие, или ему это просто казалось.
— Потом появился Гассем, и все рухнуло в хаос. И все, происходящее сейчас, случается просто потому, что в детстве отец и Гассем ненавидели друг друга. Нет, это несправедливо. Отец всегда действовал на благо своего народа. Он бы забыл Гассема, если бы это чудовище не последовало за ним на континент.
— А теперь Мецпа хочет создать мировую империю, — добавил Анса.
— Мецпа возникла не вчера, — возразил Каирн. — Она существует давно, расширяясь и увеличиваясь, пожирая слабые государства. Она кажется новой, потому что далеко и существует для нас только в рассказах путешественников. Теперь они перепрыгнули через Великую Реку и единственное направление, в котором они могут расширяться — наше королевство или королевство Гассема. Похоже, что Мертвая Луна ищет союза с Гассемом против нас.
— Он какой-то странный, — задумчиво сказал Анса. — Гассема я в принципе понять могу. Он воин, и во многом это просто ребенок, ставший могущественным, своенравный младенец, получивший целые нации, которые готовы ради него убивать и выполнять его волю. Лериса — его мозг, и я не думаю, что они смогли бы многого достичь поодиночке.
— Но этот Мертвая Луна, что он такое? В одних случаях он похож на гения, в других — на глупца. Его народ не поклоняется ему, как Гассему, и не почитает его, как наш народ почитает отца. Вместо этого из твоего описания возникает образ… образ тихого ужаса. Что он за правитель?
— Не знаю, — ответил Каирн. — Даже когда он пытал меня, мне все казалось — я во власти приказчика при купце. Я вовсе не уверен, что Мертвая Луна — истинный правитель, в том смысле, в каком являются правителями отец, Гассем или Королева Шаззад. Может, сама Ассамблея и есть та гибельная власть, стоящая за усилением могущества Мецпы.
Тут Каирну пришло в голову, что они с братом еще никогда не разговаривали так серьезно о делах государства и о судьбе. Это было знаком их зрелости, но это также было пугающим и унизительным знаком того, что оба они, никогда не стремившиеся быть чем-то другим, кроме как воинами своего народа, еще в самом раннем детстве оказались вовлечены в судьбы самых могущественных людей этого мира. Они попадали в плен к Мертвой Луне и Гассему, вели дела с чародеями из Каньона, объехали полмира, неся новости об опасности и катастрофе, и пережили больше приключений, чем другие воины видят за всю жизнь.
— Стальная шахта, — в конце концов сказал Анса. Он осушил свою последнюю чашу. — Все вращается вокруг стальной шахты. Ну что ж, братишка, мы выпили сегодня столько, сколько хотели. Давай поспим немного. Утром мы, без сомнения, услышим, как отец намерен решить все вопросы. У него всегда есть план.
Оба завернулись в свои плащи и легли, пытаясь уснуть. Каирн вовсе не был уверен, что у отца есть план. Может, он отправится к холмам пообщаться с духами? Каирн сомневался, чтобы у духов были полезные предложения. Эта катастрофа — от начала до конца дело рук человека.
Где-то в другом конце лагеря король Гейл поднялся, стараясь не потревожить спящую жену, и вышел из палатки. Кусок простой ткани, обернутой вокруг бедер, оставался его любимой одеждой, походящей на ту, что он носил в юности на островах. Он взял свое знаменитое копье и, выходя, воткнул его в землю справа от двери, где оно так удобно ложилось потом в правую руку.
Много лет назад, будучи еще младшими воинами, он и его друг Данут учились размещать так копья. Данут проиграл, и ему пришлось воткнуть копье слева, а в случае чрезвычайного положения он должен был перегнуться, чтобы выдернуть копье. Данут давным-давно погиб, а у Гейла до сих пор сохранилась привычка оставлять здесь копье.
Никто не видел короля, шедшего по лагерю. Он передвигался молча, как привидение, а уж если он не хотел, чтобы его видели, то буквально превращался в невидимку. Выйдя из лагеря, Гейл побежал на север. Его чутье подсказывало ему, что находится впереди, помогало обогнуть стаи затаившихся хищников и не наткнуться на дремавших травоядных. Только крошечные ночные создания замечали Гейла, но они не поднимут шума и не выдадут его.
Еще раньше Гейл заметил ближе к северу холм с плоской вершиной. Ему следовало принять много решений, и не хотелось отвлекаться на других людей. Он не мог думать в присутствии толпы народа. Души других людей тревожили его собственный дух.