Грозовые Земли
Шрифт:
— Вы можете перебраться на оставшийся у вас корабль и догнать его, — сказал Анса.
— «Плавающая Птица» — самый быстрый из наших кораблей. Если даже мы сумеем его догнать, мы уже не сможем вернуться домой до начала сезона штормов. Надо плыть дальше.
— Неужели он думает, что его королева предпочтет иметь дело с этими дикарями, а не с королевой Неввы?
Саху посмотрел на него долгим рассудительным взглядом.
— Если все пройдет так, как, мне кажется, он планирует, к тому времени, как он вернется домой с кораблем, заполненным сокровищами, Лериса уже будет королевой Неввы.
К восходу солнца судно починили, а «Плавающая Птица» исчезла из виду, уйдя на север. Никакие мольбы Ансы не заставили Саху расстаться с его единственным оставшимся баркасом, чтобы повернуть на север и предупредить Шаззад о катастрофе.
— Лучшее, что вы можете сделать — отправиться на королевский флот и реквизировать там быструю одномачтовую яхту.
— Они все могут находиться с остальным флотом! — возражал Анса.
— Значит, найдите самое быстрое торговое судно, — упрямо говорил Саху.
Оставшиеся часы Анса провел, умирая от тревоги. Он страдал не только от произошедшего несчастья. Долгие часы проводил он, расхаживая по палубе, размахивая руками и пытаясь заставить работать конечности и туловище. Похоже, ему все же не удастся выздороветь с комфортом.
Они вошли в гавань ближе к вечеру, обычно яркий город выглядел унылым под низкими серыми тучами. Только южные моряки, решившие было, что корабли Саху пропали, радостно приветствовали их. Предводитель отдал бумаги, подписанные королевой Шаззад, портовым властям, Анса же сошел на берег и поспешил во дворец.
В конюшне он потребовал несколько кабо и кое-какие дорожные принадлежности. Кораблями он был сыт по горло. Он отправится на север так, как положено жителю равнин. Стражи у северных ворот изумленно глазели на странного чужеземца, но не осмелились задержать его, увидев королевский пропуск.
Сидя верхом на прекрасном кабо, ведя в поводу еще трех и мучаясь от страшных болей, Анса спешил на север под теплым летним дождем.
Придворные дамы готовили Шаззад ко сну. Это был неспешный процесс, который начался с того, что она долго лежала в ароматической воде с маслами, настолько горячей, насколько можно было терпеть. Они обсушили ее толстыми, мягкими полотенцами, и весь следующий час она пролежала обнаженная, обложенная подушками, на столе, а массажистка растирала ее, чтобы успокоить напряженное тело. Наконец они завернули ее в прозрачный, просвечивающий пеньюар и с поклонами вышли из спальни.
Она устала, покрывала на кровати были откинуты, и постель смотрелась очень соблазнительно, но Шаззад еще не собиралась ложиться. Она очень дорожила этими часами, украденными у сурового расписания, когда ей не приходилось сгибаться под весом тяжелых нарядов и массивных драгоценностей, когда она не несла почти непосильной ответственности за судьбу государства.
Она лениво подошла к высокому, в человеческий рост зеркалу, стоявшему у стены, украшенной фресками. Легкий ветерок, дувший из открытой двери балкона, заворачивал подол ее пеньюара. Она долго изучала себя в зеркале. Всю косметику с лица уже сняли, но в льстивом свете свечи не видно было седины в волосах, пышной черной волной лежавших на плечах.
Шаззад потянула за ленточку, стягивающую пеньюар на шее, тело ее слегка обнажилось, и королева совсем распахнула пеньюар. Ей понравилось то, что она увидела. То, что она много ездила верхом, помогло сохранить тело упругим, а относительные лишения походной жизни заставили сбросить избыток веса.
Кожа по-прежнему была безукоризненно белой и не обвисала. Шаззад никогда не рожала, и на нежном животе не было следов. Ее большие груди, конечно, утратили часть былой упругости, но они все же были большими и мягкими, широкие коричневые соски на них выступали вперед так же, как умбон в центре щита воина. Талия по-прежнему оставалась узкой, бедра — широкими, а между ними лежал густой, идеально очерченный черный треугольник. Ноги были не длинными, но очень красивой формы, с изящными щиколотками и крошечными ступнями.
— Очаровательно.
Она ахнула и резко повернулась, запахнув пеньюар, будто это были оборонительные доспехи. На балюстраде сидел Гассем, скрестив длинные, могучие ноги, широко расставив руки по обеим сторонам перил, на привлекательном, покрытом шрамами лице — дерзкая улыбка.
— Ты… ты осмелился! — выдохнула она, когда вновь обрела голос. — Как ты попал сюда? — вопрос прозвучал глупо даже для нее самой.
— Перелез со своего балкона, — резонно ответил он. — Я всегда любил лазать, с тех пор как был мальчишкой. Виноградные лозы на стене очень облегчают путь. Я предположил, что ты именно этого от меня хотела. Поэтому выделила мне эти покои и не поставила с той стороны стражу.
— Это нелепо! — И тут же спросила себя, не говорит ли он правду. Может быть, она действительно этого хотела, даже сама не сознавая? — Отсутствие стражников можно исправить. Я позову их прямо сейчас.
Его улыбка не дрогнула.
— А как это отразится на нашей исторической встрече? Уж наверное ты не будешь подвергать ее опасности, потому что я смутил тебя?
— Покинь меня немедленно! — Голос ее задрожал, и она устыдилась этого. Она забыла, что сейчас власть была у нее, что это ее дворец, что она окружена своими войсками, что в ее руках узница, которая означает все на свете для этого дикаря. Все, что она сейчас могла ощущать — его подавляющее присутствие.
Медленно, лениво встал он с балконных перил и вошел в ее комнату. Свет от пламени свечей мерцал на его великолепном теле, обрисовывая резкий рельеф перекатывающихся мускулов. Лоснящаяся кожа бронзового цвета блестела, как только что вычищенная шкура призовых кабо.
— На самом деле ты не хочешь, чтобы я ушел, правда, Шаззад? — Он стоял так близко, что она чувствовала его тепло. Несмотря на свое роскошное тело, Шаззад была невысокой женщиной, и глаза ее приходились на одном уровне с его мускулистой грудью. Помимо сладкого запаха орехового масла, которым островитяне так любили умащивать свои тела, Шаззад ощущала его животный мускусный запах. Он был потрясающим мужчиной, и ее колени задрожали. Прозрачный пеньюар неожиданно сделался тяжелым, царапая набухшие соски.
— Нет, — сказала она, толком не понимая, что это означает.
Он подхватил королеву и поднял вверх, как будто ее массивное тело вдруг сделалось легким, как пух. Он закрыл ее рот своим, и она не поняла, его ли язык проник ей в рот, или наоборот, так они сплелись воедино. Ее руки обвили могучую шею, такую же жилистую, как у кабо, и она никак не могла прижаться к нему достаточно сильно.
Он поднял ее еще выше, и, что было просто невероятно, удерживал одной рукой, другой в это время срывая с Шаззад пеньюар, причем ткань в его руках казалась такой же невесомой, как крылышки крохотного насекомого. Разорванный в клочья наряд слетел с ее тела, и королева почувствовала такое облегчение, будто с нее сняли оковы. Она заставила себя открыть глаза, увидела его золотоволосую макушку, потом ее собственная голова откинулась назад, и она начала ловить воздух открытым ртом, потому что Гассем посасывал один из ее пульсирующих сосков. Он облизывал сосок языком, причиняя ей сладкую муку.