Грозы над Маргутом
Шрифт:
– Буду тихим, как мышь! – поднял он руки и улыбнулся, оскалив клыки. Оставлять с ним Клару я не боялся, так как фейлинская кровь для вампиров была ядовита. За себя тоже не переживал – тут больше волноваться стоило самому Алистеру, потому что, укусив меня, он точно обрекал себя на длительную и мучительную смерть.
В конце концов, я нашел ему применение и отправил его выгуливать Клару в Южный парк, стараясь не думать о том, что моя сестренка, наконец, взлетит в небо. Но зависть все равно запускала когти в сердце, поэтому, выпроводив их, я завалился спать, стараясь не думать ни о небесах Маргута, ни о летающей в них Кларе. Там, внизу, в Подполье, было легко. Никаких
Я долго не мог заснуть и ворочался на тонком матрасе, вспоминая свою роскошную кровать с балдахином, которую вместе с апартаментами я уступил Айве. Она единственная, кто сказала, что будет меня ждать, когда я решу свои дела наверху и вернусь. А еще я думал про Аду и ее последних словах. Я твердо намеревался найти ее в Верхнем Маргуте, но, зная ее взрывной характер, собирался выждать пару недель. К мосту в Тополиной Аллее она, конечно, не пришла, хотя я, как дурак, и прождал ее там три часа.
Пусть пройдет время.
Утром я, как добропорядочный гайран, отправился на работу, окинув с завистью спящих Алистера и Клару. Клара была достаточно взрослой, чтобы позаботиться о своем пропитании, денег я ей оставил, а вот сам решил перекусить уже после встречи со Стариком. Если честно, волновался так, что никакой кусок в горло не полез бы.
И хотя у Старика было имя, сам он настаивал, что его звали Стариком, будто издевался над своим возрастом. В Подполье не любили жандармов, но Старик занимался частным сыском, всегда ругая и браня полицию от души, когда захаживал выпить в «Гнилье и отребье». Если и притворялся, то делал это хорошо. В кабаке мы с ним и познакомились. Старик искал кого-то, кто знал бы старое деянкурское наречие, на котором говорило простонародье лет сто назад. Императорская библиотека ему не помогла, таких словарей просто не существовало, вот он и решил поискать в Подполье, вдруг кто из пожилых, помнящих наречие, еще жив.
Таких Старик не нашел, о чем громко ныл за стойкой Синего Джо. Ему позарез нужно было прочитать, что за послание оставил маньяк над кроватью убитой девушки. Все, что смогли сказать эксперты, так это то, что слова были выведены кровью на старом простонародном наречии, на котором разговаривали бандиты Деянкура лет двести назад. Обычно я помалкивал о своих лингвистических талантах, за которые следовало поблагодарить мою матушку, которая почему-то считала, что знание языков поможет мне устроиться в Подполье лучше, чем умение махать кулаками и трепать языком. Как бы там ни было, семь мировых языков и двенадцать наречий Деянкура я усвоил, но до встречи со стариком был уверен, что столько лет потратил на совершенно бесполезное занятие.
Однако Старик предлагал большие деньги, а я тогда должен был Железному Барону за кинжалы, которые в рассрочку купил для своей банды. И во-вторых, мне вдруг стало любопытно. Ведь интересно же, что у психов в голове, и какие маньяки могут оставить послания.
В общем, мы со Стариком сработались, хоть и тайно, потому что мои Свистуны связей с человеком, близком к полиции, точно не поняли бы. Старик пусть и занимался частным сыском, но был из бывших жандармов и по старому знакомству иногда выполнял для полиции разные поручения. Поэтому о нашей завязавшейся с ним дружбе я помалкивал.
С тех пор я прочитал ему не только надпись над кроватью, но и помог с переводом некоторых писем, а также провел по нижним ярусам Подполья, когда он искал пропавшего ребенка. Увы, мальчика мы нашли мертвым, а вот надпись, оставленную маньяком, запала мне в душу,
Я знал, что Старик – не сахар, но надеялся, что он, если не прямо поможет мне с расследованием моего собственного дела, то хотя бы чему-нибудь научит, потому что зацепок, а тем более навыков сыска, у меня не было. Все, что я пока придумал – попытаться подкупить писаря из Гильдии убийц, но получил лишь неприятности в виде грозных предупреждений.
Верхний Маргут был огромным городом, плотно застроенным храмами, театрами, базарами, доходными домами и частными дворцами, не считая императорского комплекса. То был отдельный, закрытый город в городе.
Из дома я вышел еще до рассвета, не ожидая, что окажусь толпе в спешащих на работу людей. Мне приходилось бывать в верхнем Маргуте по разным делам, но никогда в такую рань. Дул промозглый ветер, чернильные тучи плевались холодными струями дождя, тротуары были залиты водой. Пожалев, что не выпил хотя бы горячего чая, я тут же продрог, ведь в Подполье даже по ночам было тепло – нас там грела канализация. Очень скоро меня одолели упаднические мысли, и не холод, голод и ливень стали им причиной. Я вдруг подумал, что за паспорт и не очень большую зарплату мне придется каждый день вот так утром шагать на работу со всеми гайранами Маргута. Самооценка Льва Козлова покатилась по шкале вниз и восстанавливаться не желала. Пришлось успокаиваться мыслями о мучительной смерти, которой я подвергну того заказчика. Сам того не зная, он добавил в мою жизнь остроты, какой там и так хватало.
Хорошо, что идти пришлось недолго. Контора Старика располагалась неподалеку от Львиной площади на первом этаже старинного доходного дома. В нем едва ли остались жилые квартиры – все были давно выкуплены под бизнес. Окинув грустным взглядом уже светящиеся окна, я вдруг осознал важное отличие жителей Угодья. Мы могли не спать ночь, но утро всегда было святым временем сна. В верхнем Маргуте утренних часов для работяг не существовало – они начинали день задолго до рассвета, и едва ли замечали движение солнца по небу.
Толкнув дверь, я заставил себя прекратить нытье. В конце концов, не на стройку шел, и в конторе за бумагами тоже вряд ли сидеть буду. Последнее представлялось особенно жутким кошмаром жизни.
Старик уже ждал меня в квартире на втором этаже. Одна комната и прихожая были завалены гроссбухами, книгами, газетами и пачками бумаг, громоздясь стопками до самого потолка. Огромный шкаф трещал по швам. Казалось, что его с трудом закрыли и с тех пор боялись открывать. Листки торчали из всех щелей. Старик сидел у окна за единственным столом на единственном стуле. Больше мебели в комнате не было. Ни хотя бы табуретки для помощника, то есть, меня, ни еще одного стула для гостей и клиентов. Пахло куревом и клопами. На полу под ногами скрипел занесенный с улицы мусор. В таком месте задерживаться долго не хотелось. Так и казалось, что тут можно подцепить какую-нибудь заразу. А снаружи здание выглядело вполне элитным. Кто бы подумал, что внутри сохранились такие нищенские комнаты. И если у Старика настолько плохо с деньгами, чтобы нанять уборщицу, чем он собирался выплачивать мне зарплату?