Грудь четвертого человека
Шрифт:
Вот так успокаивал свою больную совесть! Вдвоем мы быстро эти конфеты умяли…)
Не будь грозного курса по завинчиванию гаек в войсках, так бы и остались эти патриархальные ворота символом гарнизонной околицы. Но в ту осень новое руководство советских вооруженных сил во главе с маршалом Жуковым всесторонне усилило муштру и контроль, добиваясь укрепления воинской дисциплины. Примерно тогда были свернуты кадры политработников, сокращались должности замполитов рот, батарей и других подразделений (что позже было Жукову поставлено в вину).
Сейчас я сомневаюсь, чтобы он в этом
Так случилось и с нашим бравым начальником гарнизона Пупиным
(такой, первым пришедший в голову, псевдоним я дал ему взамен фамилии, которую забыл или не знал). До того как наш зенитный "батя" был повышен в звании, командир танкового полка, уже носивший погоны полковника, являлся старшим по званию в гарнизоне, а потому и его
(гарнизона) начальником. Остался таковым и на последующее время. Его творческая инициатива по переводу одиночно передвигающихся солдат на непременный бег была, как мы уже знаем, безжалостно пресечена. Но
Пупин взял реванш на другом: он приказал на дороге от автобусной остановки внутрь гарнизона – там, где заканчиваются хозяйственные постройки и начинаются чисто военные, и как раз напротив штабного здания танкистов и зенитчиков,- установить новые ворота и КПП.
Сказано – сделано: пока я отлеживался в медсанбате, работа кипела, и по возвращении моем взору предстали дивные тяжелые двустворчатые ворота, а возле них – большая пропускная будка.На уровне пешеходной дорожки в ней был сделан коридорчик с двумя прочными дверями на каждом его входе-выходе. Внутри коридорчика, со стороны помещения для состава суточного наряда, было застекленное окно с маленькой форткой: для предъявления документов. В помещении стояли столик, табуретки, топчан для отдыхающей смены наряда. Такую будку не стыдно было бы поставить даже при входе в московский
Кремль! Непонятно лишь одно: для чего ее построили в Чернятине? Ведь за трое или четверо суток нашего наряда через эту проходную не проследовал ни один солдат или сержант срочной службы! Да и зачем бы им через нее ходить, если добротный забор, выстроенный по обе стороны будки, заканчивался с каждой стороны метров через 25 – 30 от ворот и дороги. Нам было приказано: без увольнительной записки или личного знака никого из солдат и сержантов срочной службы не пропускать. Но если они и хотели выйти за пределы казарменной зоны – например, в магазин или медсанчасть, – то, пожалуйста, иди в обход забора: никто ни о чем тебя не спросит.
Зато каждое утро, даже в эти праздничные, красные числа советского календаря, на дорожке, ведущей от "дэнээсов", появлялась тучная фигура полковника Пупина. Стояла осень, вдоль дороги выстроились шеренги тополей, беспрерывно ронявших пожухлую листву, и мы, как ни старались,- подмести дорогу так чисто, чтобы на ней не было ни единого листика, были не в состоянии. Полковника это ужасно возмущало. Еще на дальнем подступе к КПП он наливался кровью от справедливой злобы, метров за 70 до ворот в нем что-то начинало неукротимо клокотать. А приблизившись на расстояние в 5 – 10 метров, начальник гарнизона принимался крыть нас (если употребить выражение
Маяковского) "пробковым
– Это… Это… Вот это… – что?! Что это?! Да: это?! Да!!!
– Это – листочки, – смиренно и правдиво отвечал я, опасаясь, как бы могущественный полковник на почве своего справедливого гнева не отменил к чертовой бабушке результаты моих успешно сданных экзаменов.
– …твою мать! Я сам вижу, что листочки! А почему они здесь лежат?!
– Только что нападали, товарищ полковник, немедленно сейчас же подметем! – браво отвечал я, хватаясь за метелку.
– Убрать немедленно! Вернусь – проверю! – кричал полковник и шел в свой танкистский штаб. На обратном пути вся сцена повторялась. Не зная, когда именно он появится, мы по очереди дежурили на улице с веником в руках, демонстрируя непрерывный рабочий ритм: деревья без отдыха роняют листву, а мы без отдыха ее метем… Но полковник все равно орал и матерился.
Ближе к вечеру 7 ноября, в первый день праздника, приехал на мотоцикле майор Емельянов. Остановился перед закрытыми воротами, посигналил. Я выскочил, распахнул ворота, подождал, пока он проедет, потом закрыл… Буквально через минуту майор вернулся – и опять дудит, уже с внутренней стороны ворот. Только лишь я выпустил его, только закрыл ворота – он снова вернулся и снова сигналит. При этом хохочет надо мной: я-де спать тебе не дам!
Тут случился презабавнейший казус. Открываемые и закрываемые ворота издавали довольно противный прерывистый присвист. Вдруг из штаба вышел дежурный по танковому полку, за ним – еще кто-то…Они вглядывались и вслушивались, обратив в сторону ворот встревоженные лица. Ворота присвистнули опять.
– А-а-а! Вот в чем дело! – озаренный какой-то неожиданной догадкой, завопил офицер. – Это ворота скрипят! А мы там, в штабе, думали, – принялся он объяснять мне, – что это по радио передают сигналы точного времени, и перевели стрелки на часах. В это время слышим: опять "сигналы"! Потом – опять! У нас глаза на лоб полезли!
Здесь засигналил уже майорский мотоцикл: начальственный проказник опять требовал открыть ему ворота – и хохотал при этом до слез.
И ведь ничего не поделаешь: он в своем праве ездить, когда и где захочет, а притом остается мне прямым начальником!
Да, намучились мы в этом "легком" наряде: "посачковать" не удалось.
(Кстати, об этимологии сленгового значения слова сачок ( т. е. бездельник, лентяй, лодырь, стремящийся отлынивать от любой работы).
Когда-то один молодой человек, курсант военно-авиационного училища, ходивший к нам домой с явным прицелом на мою сестренку, но ей никак не нравившийся, расшифровывал это слово как аббревиатуру:
"Современный Авиационный Чрезвычайно Обленившийся Курсант", Однако слово сачок употреблялось не только в авиавойсках и применительно не к одним лишь курсантам. Да ведь есть у этого слова и прямое значение: "инструмент для ловли бабочек, стрекоз и других летающих насекомых". Думаю, в этом-то и секрет. В сознании людей грубого физического труда такая ловля – занятие несолидное, легкомысленное, предназначенное для лентяев. Отсюда и переносный смысл, и глагол