Группа особого резерва
Шрифт:
Наутро он был уже в Москве, в самом ее сердце. Для этого ему пришлось госпитализировать двух человек и забрать у них приличный джип. А еще он вымылся в бане. Господи, как же долго он терся мочалкой, буквально втирал в голову шампунь. Пока кожа под пальцами не начала скрипеть. Женщине, которая его, в общем-то, не ждала, уже тогда он сказал: «Я вернулся, любимая».
А дальше… Дальше он, подполковник ГРУ, стал работать на Федеральную службу безопасности. Но он точно знал, что возвращение к родным пенатам не за горами.
Когда в мыслях он добрался до станции метро «Полежаевская», где недалеко от штаб-квартиры ГРУ его поджидал симпатяга
Ему было приятно ворошить прошлое – особенно на приличной высоте и сумасшедшей скорости. Это все равно что перебирать волосы любимой женщины, плескаться в ручье, что на задах деревенского дома. Он испытал необычайные чувства, которые до сих пор сравнить было не с чем.
Глава 10
Пробуждение
Они действовали по старинке; дедовские методы – лучшие. Марковцев был уверен: бухгалтер со счетами даст фору бухгалтеру с калькулятором. Простая светящаяся секундная стрелка виделась надежнее напыщенных цифр. Она делала реальный оборот, тогда как мелькающие перед глазами цифры казались бесконечной вереницей; за максимально возможной цифрой 60 с легким беспокойством ожидались 61, 601, 800… А вот долгожданные цифры. И отразились они на механических часах, прошедших сверку перед полетом Катерины, Адама и Хусейна.
Марк включил фонарик, и тонкий луч света отразился от серебристой поверхности контейнера. Прикусив фонарик зубами, Сергей приступил к действиям, которые мысленно выполнял сотни раз, с закрытыми и открытыми глазами. Но только он взялся за головку замка, как борт тряхнуло, по ощущениям, он напоролся на твердое облако. Марк тихо проговорил в нос и невольно еще крепче прикусывая фонарик: «Стюардесса, что ли, за штурвалом…»
Ему пришлось приложить усилия, чтобы открутить гайку с токарной накаткой. Он уже был готов воспользоваться инструментом, который хранился в плоском монтажном чехле: пара отверток, миниатюрный разводной ключ, пассатижи, кусачки, острый нож. Освободившаяся задвижка позволила ему приоткрыть крышку. Контейнер стоял так, как он себе и представлял: лицевой частью к проходу. Сергей первым делом надел очки. Нацепил эту фишку, без которой чувствовал себя как будто голым. И словно ослеп – долго смотрел прямо перед собой и мелко-мелко потряхивал головой. Огляделся. А когда прислушивался, поймал себя на мысли, что ориентировался только на мерный рев турбин. Это была привычка, которая давно не давала знать о себе. Бесполезно пытаться различить тот звук, который для тебя важен или ожидаем, – важно слушать общий фон, и тогда на этом звуковом плане проявится искомый. Это не искусство, и учиться ему не нужно, главное – усвоить это правило раз, и оно со временем войдет в привычку.
Сергей откинул крышку. Она зафиксировалась почти под прямым углом. И только сейчас он снял маску и отключил дыхательный аппарат. Вобрал в грудь свежего, неземного воздуха, пусть даже он прошел через фильтры кондиционера, но – на высоте нескольких километров. Это все равно что зачерпнуть и насладиться водой на стремнине быстрой реки.
Краем глаза он увидел, как медленно открывается соседний контейнер, – все свое внимание Сергей сосредоточил на двери, ведущей в кабину сопровождающего персонала. В правой руке он держал пистолет; автомат висел на груди. Через шум моторае к нему прорвался сдавленный кашель Адама Хуциева. Марк подошел к нему и помог выбраться. Адам тотчас опустился на колени – ноги его затекли и не держали. Он с оторопью посмотрел на Марковцева, и в его взгляде сквозил вопрос. Марк ответил на него:
– Я уже давно вышел. Полчаса, наверное, прошло. Неплохо размялся. Не хотел вас будить.
Он оставил Адама со своей ложью и поспешил на помощь Кате. Она села на рифленый пол, с наслаждением вытянув ноги. Прошептала:
– Кажется, я знаю, о чем мечтала всю жизнь.
– Мечта сбылась? – спросил Марк, массируя ей ноги. Он выгонял из нее и страхи, и волнения. Он умел это делать как никто другой. Кто додумался бы до массажа? А кто додумался бы посмотреть снизу вверх, поверх легкомысленных, ненужных, дурацких очков?
– О да-а… – протянула она. – Словно заново родилась и вытолкнула свое первое «уа». Если бы ящик был двухместный – желательно тандемный вариант, и если бы сзади был ты…
– Мечтать не вредно.
– Кайфолом, – улыбнулась она, вставая на ноги.
Грузовой салон «Ан-12» был похож на летающую палату для буйнопомешанных. Больше всего об этом говорил стеганый потолок. А конвейер, берущий начало ниоткуда и уходящий в никуда, пел нескончаемую песню о вечности. По сути дела, из такой комнаты скорби бегут, а Марковцев с командой пусть на время, но заточили себя в этой аэропсихушке.
Грузовая кабина была прилично освещена. Можно было отчетливо рассмотреть окраску потолка, стен, и цвета радовали не глаз, но души тех, кто выбирался из металлических гробов, – их встречал рассвет, а не сумерки, где все предметы лишены красок.
Вот из контейнера вылез Хусейн и, стуча зубами от холода, зубами же и выдал:
– Корабль… дураков. Чокнутая команда… Не верю, что я повелся на его дурацкое предложение.
Казалось, Марковцев не слышал никого и ничего, он сам выглядел так, будто в аду, где он провел пару тысяч лет, внезапно похолодало. Но он впитал в себя и слова, и облики компаньонов, с которыми он перенесся поближе к богу.
Свет – призрачный, просачивающийся словно через небесный полог, за которым пылало послеполуденное солнце, – на каждую голову пролил бальзам. Ведь каждый, находясь в изолированном от света и воздуха отсеке, представлял себе кромешную тьму.
В голове Марковцева пронеслись обрывки его мрачной пылкости, с которой он убеждал товарищей:
«Нам нечего опасаться курьеров. Что им делать в разряженном и холодном отсеке самолета? У кого из них возникнет мысль об ограблении на высоте десять тысяч километров над землей? Нет, если они и выйдут из своей кабины, то ненадолго, и вероятность встречи с ними ничтожна, и говорить о ней не стоит. Я сказал – не стоит, и давайте поставим на этом точку. Кто еще ничего не понял, пусть представит себя на заполярной станции. Кто выйдет охранять деньги, которые лежат в сейфе внутри станции, наружу? Вопрос закрыт».
Обстановка в кабине самолета была далека от той, что рисовал себе Марковцев. Тогда ему казалось, что картинка складывается как надо. Он не был обеспокоен, однако, явись перед ним вооруженный курьер, не удивился бы. Может быть, дурашливо поприветствовал бы его на американо-немецкий лад: «Хай!»
Ну хватит, осадил он себя. Его ноги тоже слушались с трудом, но он не подавал виду. Требовалось время, чтобы кровообращение в конечностях восстановилось.
Отчетливо раздался голос Хусейна: