Группа особого резерва
Шрифт:
В общей сложности на борту было пятнадцать с половиной тонн топлива. Достаточное количество для выполнения полета по маршруту Домодедово – Омск, с учетом выбранных экипажем запасных аэродромов – аэропорт Толмачево, Новосибирск, и аэропорт Рощино, Тюмень.
Зайцев снова отметил время на бортовом хронометре. В этот раз он прикинул, сколько минут было затрачено на предполетную подготовку, которая началась в 10.45, а закончилась в 11.40, когда он лично принял решение на вылет на аэродром назначения Омск.
Предполетная подготовка экипажа проходила по системе «брифинг». То есть на основании изучения анализа
Зайцев прислушался к переговорам между радистом экипажа и диспетчером, чтобы проверить качество работы бортовых радиостанций.
– Качество связи на вашей первой станции плохое.
– Мне перейти на другую частоту?
– Да, выбери канал «Delivery», – посоветовал диспетчер.
Радист придержался рекомендаций «землянина», и проверка возобновилась.
– Так гораздо лучше, – остался доволен радист. – Сейчас качество связи на вашей первой радиостанции на тройку, на второй… хорошее, – с заметной задержкой дал он оценку. То ли завысил ее, то ли, наоборот, занизил.
По давней привычке Зайцев мысленно прокручивал время назад, вспоминая детали подготовки к полету, выясняя таким образом, все ли было сделано на этом долгом и зачастую утомительном этапе. Итак, в 11.53 экипаж вновь вышел на связь с диспетчером руления, сообщил о нахождении на стоянке в «кармане», прослушал информацию АТИС «Папа» и запросил запуск двигателей, на что получил ответ диспетчера: «Каспер 912, Домодедово – руление, доброй ночи, на связи будьте, плана пока нет, готовность запрошу». Экипаж ответил: «912, ждем».
И когда до полуночи осталась ровно одна минута, Зайцев напомнил диспетчеру руления о том, что он ждет разрешения на запуск, но получил ответ об ожидании диспетчером плана, который его, в общем-то устраивал: «Собственно, ждем строки „рейс подготовлен и обеспечен“.
И вот время 12.12. Таракотов будничным голосом доложил о нахождении на десятой рулежной дорожке, на что получил указание диспетчера: «912, Вышка 118,6».
Минуты тянулись, как сок из каучукового дерева, сопоставил Зайцев, и тягучим каплям-секундам не было конца. Вслух он поделился своим настроением:
– Как мне это все надоело…
– Ты о чем? – не понял Таракотов, хотя разобрался в настроении и мыслях командира. Даже насвистел мелодию из «Семнадцати мгновений весны»: «Не думай о секундах свысока».
– Ты прав, – покивал на это командир, одобряя оригинальную передачу данных между ним и вторым пилотом, связь, которой позавидовал бы и радист. Зайцев в очередной раз вышел на связь с «Вышкой» и доложил: – Домодедово-Вышка, Каспер 912, доброй ночи, на десятой РД.
– Занимайте РД 8.
– Ясно.
Время было тринадцать минут первого.
На участке рулежной дорожки «Tango 1» экипаж выполнил проверку системы автоматического флюгирования воздушных винтов. На выруливании на предварительный старт получил информацию от диспетчера «Домодедово-Вышка», которая содержала подробности условия выхода после взлета, а именно: «912, после взлета разрешен выход вправо, на Черусти». Выруливая на исполнительный старт, экипаж получил заключительную информацию о погоде на момент взлета: «Ветер 190 градусов, исполнительный разрешаю».
В 12.15 экипаж получил разрешение на взлет…
Адам Хуциев нашел средство, которое сбросило оборотов с его сердца и понизило кровяное давление. Закованный со всех сторон в металл, он, походивший на средневекового рыцаря, попавшего под современный каток, с трудом, но представил себя за штурвалом этого самолета. Он – в кресле первого пилота, вылет выполняет с тормозов, с закрылками, выпущенными на 15 градусов, на взлетном режиме двигателей. Какую скорость принятия решения определит командир экипажа? На такой «дуре», как «Ан-12», Адам ограничился бы скоростью 230 километров в час. Ему даже показалось, что он услышал голос штурмана, доложившего: «Рубеж…», и командир экипажа принял решение на продолжение взлета.
И снова голос штурмана, на этот раз – реального:
– Безопасная, десять.
Это означало, что самолет достиг безопасной скорости взлета и набора высоты в десять метров.
Зайцев подал команду:
– Шасси убрать.
Эта команда была выполнена бортмехаником.
В это время (12 часов 17 минут) дал знать о себе штурман:
– Полста, двести семьдесят, двести восемьдесят.
Эти показатели почувствовал на себе как никто другой Адам Хуциев. Он с точностью цифрового лага определил высоту – пятьдесят метров – и скорость, которая перешла рубеж в двести восемьдесят метров.
Поехали!
Он не удержался, почувствовав настроение первого космонавта планеты Земля, и громко – в маску акваланга, который питал его живительной смесью, – произнес:
– Поехали!
Марку казалось, с набором высоты стенки контейнера все плотнее сжимаются, и он снова почувствовал себя в мусорной машине, прижатым стальной плитой к задней стенке; еще немного, и смертельная гидравлика раскатает его в лепешку.
Он в деталях припомнил свой первый побег из зоны, который прошел под девизом «Уходить лучше на день раньше, чем на десять лет позже». То же касалось и его семейной жизни. Он с содроганием представил себе кольцо на безымянном пальце и в пару к нему – кольцо на среднем пальце его неблаговерной. Ему даже стало трудно дышать.
Из колонии строгого режима он бежал на рассвете. Четверг, четвертый час утра. В выгребной яме, в которой он дожидался окончания переполоха, вызванного побегом заключенного, он научился считать до миллиарда и с легкостью согласился бы стать богачом. Путь к свободе лежал через мусорный бак, через стальное чрево мусорной машины, в которую его опрокинул гидравлический подъемник. Он – наполовину заключенный, наполовину беглец, наполовину живой – настолько провонял в выгребной яме, что на него не отреагировала ни одна служебная собака. Овчарки натурально воротили нос от объекта, который им было положено обнюхать. Он запомнил один волнующий момент остро, словно ему представился случай увидеть миг своего появления на свет: когда он забился в угол грузовой кабины мусоровоза, заметив над головой кусочек свинцового морозного утра. Но он быстро угас за опущенной крышкой… Когда машина тронулась, Марк занемевшими, синими губами прошептал: «Домой…»